Когда дует северный ветер
Шрифт:
Сколько воспоминаний, сколько мыслей и чувств пробуждал во мне этот полевой ветер!..
И тут я услышал вдруг рев вертолетов. Судя по звуку, они кружились пока где-то вдалеке; но я по опыту знал, им ничего не стоит через минуту оказаться прямо у тебя над головой — тут и спрятаться не успеешь. Я-то познакомился с их повадками еще весной шестьдесят восьмого в одной деревне под Сайгоном.
Присев, я оглядел настил укрытия, потом кроны деревьев: послужат ли они нам надежной защитой?
— Вы спите, Нам Бо?
— Какой тут сон, не слышите — вертолеты?
— Слышу, конечно.
— Теперь нужен глаз да глаз, — сказал он, не вылезая из гамака.
А вертолеты, словно решив запугать нас, то подлетали вплотную с оглушительным ревом, и казалось, мы качаемся в гамаках посреди пирса, к которому, непрерывно гудя, причаливают десятки океанских кораблей, то удалялись, чтобы снова вернуться и опять улететь.
Я спокойно возлежал в
— Скажите, Нам Бо, если взять янки и сайгонских вояк, с кем из них труднее драться?
— Ну и вопрос — как говорится, мозги набекрень! Еще и командование итогов таких не подвело, откуда мне-то знать. Вы вон сами где только не были, побольше моего навидались.
— Да я везде мимоходом — так в старину с коня цветочками любовались. Не то что вы — обосновываетесь надолго…
— Вот и обосновывайтесь теперь.
— Но я для начала хочу все-таки знать ваше мнение.
Опершись руками о края гамака, Нам Бо приподнялся и повернулся ко мне.
— Честно говоря, я из-за этого и попросился обратно на фронт. Вроде и двух лет не прошло, как был на передовой, а чувствую — отстал, причем безнадежно. Год в госпитале провалялся. Потом еще полгода при штабе работал. Нет, вижу: не дорос я еще по чужим донесениям боевую обстановку изучать. Самому на передовой действовать — вот это по мне. Пора, брат, сказал себе, перебираться из тыла на фронт. И конец-то вроде недальний, а жизнь там совсем другая!
Я думал, он только-только разговорился, но тут Нам Бо снова улегся в гамак и, свесив до земли ногу, оттолкнулся раз, другой, третий. Гамак раскачался, затряслись деревья, и прямо в лицо мне посыпались с веток листья, жуки, гусеницы. Вопрос мой так и остался без ответа. Поразмыслив, Нам Бо опять ухватился руками за края гамака, но на сей раз выпростал из сетки обе ноги и сел, глядя на меня в упор. Уцелевший глаз его засверкал.
— Ваш вопрос — это и мой вопрос. Ответ на него надо искать на фронте. А пока я лучше расскажу вам об одном офицере сайгонской армии. Зовут его Нгуен Ван Лонг, он сейчас в чине капитана командует в районе отрядами «умиротворения». Мы с вами не сегодня-завтра повстречаемся с ним. Ну, если я снова встречу его, значит, Земля действительно круглая! Мы оба родом из одной деревни. Малышами в школе вечно дрались. А как закончили школу, он подался в Сайгон. Лишь где-то в начале пятьдесят четвертого, незадолго до перемирия [7] , вернулся в деревню. Попросился вести работу с молодежью в нашей общине. Уважили его просьбу. Я-то сам тогда занимался молодежной работой в уезде. Встречались мы от случая к случаю: похлопаем друг друга по плечу, вспомним прошлое, посмеемся. А он, надо сказать, любил одну девушку, активистку женской организации у нас в общине. Они были соседями по хутору. В тот год проводилась как раз кампания по упорядочению социального статуса; ну а он был помещичий сын, вот девица и дала ему отставку. Потом, когда Народная армия уходила за семнадцатую параллель, девушка эта села на пароход и уплыла на Север. Там, говорят, на инженера выучилась. А Лонг, тот снова уехал в Сайгон и завербовался в парашютисты. Нго Динь Зьем [8] в этих молодчиках души не чаял. Скоро ему навесили лейтенантские погоны.
7
Имеются в виду Женевские соглашения об Индокитае 1954 г.
8
Нго Динь Зьем — глава проамериканского режима в Южном Вьетнаме (1955—1963), свергнут в результате военного переворота и убит.
— Выходит, будь он посчастливей в любви, не переметнулся бы к врагу?
— Чего о несбывшемся зря толковать. Мало ли с кем случалось такое, а родины они не предали, — отвечал Нам Бо. — Так вот… Заявился он как-то в деревню, на нем форма парашютиста и все такое. Узнали об этом старые наши коллаборационисты, что еще с французами шашни водили, пришли к нему: требуй, говорят, обратно свою землю. Ну, он в тот же день, как стало смеркаться, пригласил к себе всех, кто хозяйствовал теперь на его землях. Собрались они во дворе у дома, а он вышел на крыльцо в новой своей форме и стал говорить. Обращался уважительно, как и должно со старшими. Целую речь закатил. «Во времена рабства, — так он начал, — когда мы боролись с французами, отец мой был членом уездного комитета Льен-Вьета [9] . Владения свои он пожертвовал Вьетминю, чтобы их поделили между вами, соседи. Отец мой умер. Я, его сын, не смею нарушить его волю. Он отдал вам землю, отдаю ее вам и я. Запомните на будущее: если какой любитель половить рыбку в мутной воде заикнется только о возвращении земли, дайте мне знать, уж я-то разделаюсь с ним по-свойски. И знайте, соседи, я — солдат национальной армии, а не какой-нибудь там предатель». Тут он прижал руку к сердцу и поклонился им на прощание.
9
Льен-Вьет — Национальный союз Вьетнама, объединявший в 1946—1951 гг. Вьетминь (Лигу борьбы за независимость Вьетнама, созданную по инициативе коммунистов в 1941 г.) и ряд других организаций, выступавших против французских колонизаторов; при этом Вьетминь сохранял в рамках Союза свою независимость. В 1951 г. Вьетминь и Льен-Вьет слились в Объединенный национальный фронт, также называвшийся Льен-Вьет.
— А он правду сказал или хитрил, а, Пятый?
— Да нет, правду.
— Что за странный помещичий сынок!
— Люди-то вовсе не одинаковы. И ничего тут странного не вижу. Он считал, что следует высоким идеалам, был просто одержим этой мыслью. Но с того самого дня запропастился куда-то бесследно. И потому в деревне далеко не все ненавидят его.
— Коварный ход!
— Ясное дело, если б не это ихнее коварство, давно бы разделались с ними, не дрались бы до сих пор. Когда янки вывели войска из дельты Меконга, Нгуен Ван Лонг опять возвратился сюда — уже в чине капитана и с подразделением «войск умиротворения».
— Ну, теперь он получит достойного противника.
Нам Бо покраснел и засмеялся.
— Да уж, я ему ни за что не уступлю. Хоть и знаю, многого добиться не сумею. По нынешним временам женщины — главная сила. Чего смеетесь-то?
Мне эта мысль его показалась, мягко говоря, странной.
— Ничего, просто хочу понять, — сказал я.
— Женщины, они как звезды в небе. Я-то убедился в этом при самых трудных поворотах нашей борьбы. Днем, при солнечном свете, ни единой звезды не увидишь. Но чем чернее ночь, тем ярче светят они. Когда революция идет на спад, вот тут-то женщины всегда на виду. При Зьеме, во время «перестановок и затишья», вспомните сами, наши люди разбрелись кто куда. Кто же, как не женщины, восстановили тогда связи между организациями? Это сделали наши матери, жены и сестры. А кто укрывал подпольщиков? Скоро мы будем в деревне Михыонг. Знаете, каким странным на первый взгляд делом занимались тогда женщины в Михыонг — и молодые, и постарше? Соберутся где-нибудь в укромном месте и льют друг дружке воду в нос. Кто выдерживал дольше всех, тем разрешалось прятать и кормить подпольщиков. Потому что, попади они в руки карателей, их бы пытали водой; ну а кто даст слабину, сами понимаете… Конечно, всякое бывало, взять хотя бы матушку Мыой: ей еще и полкувшина-то в нос не вольют, а она криком кричит, захлебывается, вся побелеет, как труп. Короче, испытаний она не выдержала. И представьте, потом загребли ее по какому-то ложному подозрению в тюрьму. Уж как ее там ни пытали, сколько ни топили в воде, никаких показаний она не дала. Потом уже дали ей поручение укрывать меня и все такое. Как встретились, она сразу спросила: «Где ж ты до сих пор хоронился-то?» «В зарослях, матушка, — говорю, — в зарослях да в кустарниках, где же еще». Прожил я у нее в доме больше месяца. А там вижу, враги учуяли что-то, решил перебраться в другое место. Провожая меня, она спросила: «Куда теперь подашься?» — «В заросли, матушка», — отвечаю. «В заросли», — повторила она и заплакала вдруг. Потом, когда встречались мы с ней, она все называла меня «Бо» — Заросль. Убили ее, а я, чтоб не забыть о ней, взял себе это имя — Бо…
Он снова сел и поглядел на меня.
— Вот и выходит, главным-то противником Нгуен Ван Лонга будет теперь девушка двадцати шести лет. Она — партийный секретарь общины…
— А зовут как?
— Шау Линь.
— Шау Линь. Ну а…
Я не успел задать свой вопрос. Нам Бо, перебив меня, заговорил снова.
…В шестьдесят седьмом, рассказал он, как раз когда задули холодные ветры, он повстречал Шау Линь на пункте связи — сторожевой вышке посреди рисового поля. Она с группой молодых партизанок пришла сюда, чтобы отвести его в свою деревню: он по распоряжению руководства провинции должен был организовать там заградительную полосу. Нам Бо и Шау Линь оказались земляками, но прежде не знали друг друга. Когда пришло время выступать, связной — рослый парень с винтовкой за спиной — сказал:
— Брат Пятый, ты уж не взыщи, этой ночью пойдем кружной дорогой, по топям. Намаемся, зато риска никакого.
— Зачем кругаля давать, — возразила Шау Линь, — лучше идти прямиком, как всегда. Быстрее дойдем.
— Я отвечаю за связь, знаю, что говорю. Ту дорогу уже засекли. Над ней все время вертолеты. Только сегодня утром они высадили там патруль.
— Но к вечеру вертолеты забрали патруль, — вступила в спор одна из партизанок.
— Не слепой, сам с вышки все видел. Просто они пошли на хитрость — забрали часть солдат, а других оставили в засаде.