Когда круг замкнулся
Шрифт:
– Где кровь была? – устало спросила директриса.
– На платке…
Так эта история и осталась тайной. Девчонку родители быстренько сплавили в другой город к бабушке с дедушкой. Фиалка о ней ни разу не вспомнил, во всяком случае, в разговорах, которые долго не умолкали, участия не принимал. Меня же не покидало странное чувство того, что я знаю разгадку этого происшествия. Но прошел год, прежде чем все в моей голове встало на место.
Это произошло в спортивном зале после очередной тренировки с сэнсэем. У нас давно вошло с ним в привычку оставаться на четверть часа, когда все расходились, и в это время Наставник как раз и делился со мной некоторыми наиболее тайными хитростями своего мастерства. Больше он никому не доверял, и, как оказалось, был прав. Но об этом – чуть позже.
Он как раз объяснял мне, как можно двумя пальцами одной руки без особых усилий ослепить и обездвижить противника – на время, на неограниченный срок и даже навсегда.
– Единственный недостаток этого способа – остается довольно явственный след. Синяк небольшой, или след слишком пылкого поцелуя. Но мало кто знает этот прием, а уж рядовые следователи и оперативники вообще о нем понятия не имеют. Так что «трупы без признаков насильственной смерти» – это еще не значит, что не было совершено убийства.
Собственно говоря, он уже передал мне массу подобных секретов, это был лишь один из них, но в этот раз произошло вот что. Краем глаза я увидела, как шевельнулась дверь, ведущая из мужской раздевалки в общий зал. Там явно кто-то был, и наверняка подслушивал. И моя безотказная память тут же выдала аналогичную мизансцену: тогда Наставник рассказывал о приеме отключения сознания у человека – тоже на время или навсегда. Все зависит лишь от того, с какой силой надавить на определенную точку сбоку у основания шеи. И тогда дверь вот так же колыхнулась…
В следующий момент я уже была рядом с ней и рывком распахнула ее. Фиалка не ожидал от меня такой прыти и не успел испариться. Правда, он не стал дожидаться гнева сэнсэя и смылся, а больше на занятиях не появлялся. Но и без того было ясно, что до этого подслушивал он регулярно, если не всегда. И потеря сознания девушкой, которую он провожал с дискотеки, стала понятна и объяснима. Для меня, во всяком случае.
Сэнсэю я ничего говорить о своих догадках не стала: и без того он жутко расстроился, что некоторые его смертоносные секреты могли попасть в нечистые руки. А то, что Фиалка при случае не погнушается этими секретами воспользоваться, причем отнюдь не в целях самообороны – слепому ежику было понятно. Так же, как и то, что инстинкт самосохранения у Фиалки был развит отменно: через несколько недель, сразу после выпускного вечера, он уехал в другой город и, по слухам, поступил в летное училище. Больше я о нем ничего не слышала.
А я поступила в институт, где меня выставляли на все без исключения соревнования и олимпиады. Золотых и серебряных медалей я, честно скажу, ни разу не получила, но и чести нашего юрфака не посрамила. Гармонично развитая личность, прекрасное сочетание феноменальной памяти и отличной физической подготовки. Так что чем дольше я живу, тем больше благодарна отцу за воспитание, которое он мне дал, каким бы экзотичным оно ни казалось со стороны.
Это сейчас я постепенно начинаю понимать, вспоминая те годы, что отец проводил со мной все свободное время, которого у него было не так уж и много. Именно ему я обязана умением неплохо водить машину, быстро бегать и ходить на лыжах, ездить верхом, отлично плавать и… стрелять с обеих рук навскидку. Он же научил меня играть в шахматы, которые, по его глубочайшему убеждению, дисциплинировали мозг не хуже математики.
– Прирожденный снайпер, – вздыхал отец, разглядывая мои мишени. – И угораздило же девкой родиться! Куда теперь с таким талантом?
Тогда еще не было моды на женщин-снайперов, да и «горячие точки» только-только начали появляться. «Военный» – это звучало гордо, о так называемой «дедовщине» никто слыхом не слыхивал (свидетельствую: в нашем гарнизоне ничего подобного никогда не происходило, равно как и издевательств офицеров над нижними чинами). Думаю, мой отец собственноручно расстрелял бы любого офицера, уличенного в нечистоплотности, воровстве или садизме. В крайнем случае, немедленно отдал бы под трибунал.
Так что все зависит от командира, можете мне поверить. Если бы все офицеры были такими, как мой отец… Наверное, мы бы жили все еще в том, другом государстве, где над словами «честь и достоинство» никто не измывался. Увы…
Мне было двенадцать лет, когда рухнула железобетонная система под названием «Советский Союз», и я, естественно, ничего не поняла во всей той карусели, которая после этого завертелась. Отец сутками пропадал на службе, мотался по каким-то командировкам, я привычно училась и занималась самообороной, и дико комплексовала из-за странных изменений в моем организме.
Из тощего, угловатого подростка я превратилась в стройную девочку, небольшого роста, но мускулистую, с почти незаметным бюстом, но довольно длинными ногами, соразмерными, правда, остальному телу. Некоторые физиологические явления стали для меня довольно тяжелым испытанием: я чуть не спятила от страха, когда проснулась однажды в лужице крови с довольно сильной болью внизу живота.
Спасибо Ксении Станиславовне: когда я, белая от ужаса, выползла в коридор, она мгновенно разобралась в ситуации, раздобыла где-то все необходимое для таких случаев и на пальцах разъяснила мне происходящее. То есть то, что я стала женщиной и теперь должна об этом все время помнить.
Почему-то мне показалось, что отца это событие не порадует, и информировать его о «чрезвычайном происшествии» я не стала. Сам же он, естественно, ничего не заметил: мелочи его никогда не волновали. Правда, мне пришлось просить его увеличить мне выплаты на карманные расходы: все эти приспособления для соблюдения гигиены стоили определенных денег, а тех, что давались «на мороженое», уже и на него-то не слишком хватало.
– Зачем тебе понадобились деньги? – поинтересовался он.
Сразу не отказал – уже хорошо.
– Я расту, папа, – скромно опустив глаза, доложила я. – Нужно приобретать специальные предметы для ухода за собой.
– Это какие же? – недоуменно вскинул брови отец.
– Ну, как тебе объяснить… Если бы я была мальчиком, то попросила бы денег на бритву и все такое прочее.
– А-а, «бабочки»! Надеюсь, ты не собираешься покупать краску и пачкать себе лицо.
– Не собираюсь. Речь идет о предметах гигиены, а не о косметике.
– Кто вас разберет, – махнул рукой отец.
Но денег стал давать все-таки больше. А я подвергла соседку допросу с пристрастием, узнала, что подобная заморочка будет продолжаться до старости и означает, что я готова к рождению детей. Между прочим, организм будет сигналить об этом каждый месяц. Вот удовольствие, действительно! Тут я сама пожалела, что не родилась мальчишкой: им такие напасти неведомы.