Когда любовь была «санкюлотом»
Шрифт:
Когда все было готово, он начал тщательно изучать маршрут. Мо, Монмирай, Шалон, Сен-Менеу, Варенн, Дун, Стене, Монмеди… Предложил этот маршрут Буйе.
Потом Ферзен отправился к королю и получил разрешение, которое расценил как величайшую милость: он должен был стать кучером берлины, которая повезет его дорогую Марию-Антуанетту.
Им нужно было урегулировать еще много деталей, но ситуация с каждым днем ухудшалась, и было решено ехать. 22 апреля Ферзен написал барону Таубе: «Их Величества подвергаются сейчас страшной опасности, о них говорят ужасные вещи; их больше не уважают, их жизням публично и безнаказанно угрожают…»
Наконец отъезд, который десять раз откладывали, был назначен на
Увы! В последний момент шведа постигло горькое разочарование! Людовик XVI объявил ему, что он должен будет покинуть карету после поста Бонди. Удивительное решение, особенно если учесть, что Ферзен, досконально изучивший все этапы маршрута, был способен лучше, чем другие, благополучно довезти беглецов до места. Но, как пишет Андре Кастело, «возможно, что муж Марии-Антуанетты считал неприличным путешествовать под покровительством любовника своей жены… во всяком случае, этого человека, которого все окружающие именно так воспринимали» [54] .
54
Андре Кастело. Трагедия Варенна. Ср. Воспоминания герцога де Леви: «Было во многих отношениях неприлично, чтобы господин де Ферзен занимал в этом опасном предприятии место, которое по праву должно было принадлежать знатнейшему французскому дворянину».
Как бы там ни было, скорее всего именно это устранение и стало первопричиной провала, вызвавшего крушение монархии.
20 июня, в десять часов вечера, Ферзен, переодетый кучером, приехал в наемном экипаже за дофином, переодетым девочкой, госпожой Руаяль и гувернанткой двух принцев. Медленно, как будто он вывез пассажиров на прогулку, Ферзен направился к Сене, пересек площадь Людовика XV, поехал по улице Сент-Оноре, потом по улице Эшель и остановился на углу небольшой площади, возле Пти Каруссель, где их должны были ждать король, королева и госпожа Элизабет [55] .
55
Сейчас это угол улицы Эшель и Риволи.
В полночь все были на месте. Людовик XVI был в сером сюртуке и круглой шляпе, Мария-Антуанетта прятала лицо за густой вуалью.
Ферзен усадил монархов в карету и снова взял вожжи в руки. Он поехал к воротам Сен-Мартен, где была спрятана большая берлина.
Вся королевская семья молча пересела из одной кареты в другую, а швед занял место между двумя кучерами.
В половине третьего коляска отправилась в путь «с курьерской скоростью». Через полчаса они были уже в Бонди. С тяжелым сердцем Ферзен спрыгнул с козел. Он подошел к дверце, снял шляпу и сказал с дрожью в голосе:
— Прощайте, госпожа де Корф!
Берлина тронулась…
Но уже на рассвете маленькая процессия, лишившаяся умелого руководителя, замедлила скорость. Бегство превратилось в прогулку; король вышел из экипажа, заговорил с крестьянами, потом они остановились, чтобы выпить вина, дофин начал собирать цветы…
А 21-го, в половине первого ночи, королевскую семью догнали в Варение люди Лафайетта…
Несмотря на все свои усилия, Ферзен не смог спасти женщину, которую так любил…
Монархов оскорбляли, почти силой заставив сесть в карету. Толпа вокруг них кричала:
— В Париж! В Париж, там мы их расстреляем!
Все увидели, как побледнела Мария-Антуанетта, и некоторые подумали, что ей страшно.
Но она наклонилась к герцогу де Шуазелю и спросила:
— Как вы думаете, господин де Ферзен спасся?..
В момент, когда рушилась вся ее жизнь, она думала о судьбе Ферзена…
ГОСПОЖА ДЮПЛЕ ПОГИБАЕТ ОТ ЛЮБВИ К РОБЕСПЬЕРУ
Никогда не поздно накинуть петлю на шею.
После возвращения из Варенна Людовик XVI был отстранен от власти и помещен под стражу. Ни один король Франции никогда еще не был в подобном положении. Эта ситуация была затруднительна для всех: она раздражала монархов, но и депутаты оказались перед проблемой — лишение короля власти «не устранило ни одной трудности».
Как пишет Пьер Гаксот, депутаты не могли решить, «будет ли король лишен власти навсегда? Кто тогда станет его преемником? Если маленький дофин, то кому быть регентом? Нужно ли, независимо от того, кто станет следующим монархом, следовать конституции или лучше будет провозгласить республику? Какую республику? Народную, на базе плебисцита, или республику, где трибун, как Цезарь, получит почти диктаторские полномочия?.. С другой стороны, было совершенно очевидно (и многие вынуждены были это признать, хотя бы в душе), что король не хочет покидать Францию. Иначе он не бежал бы к дальней, восточной границе. Он выбрал бы более короткий путь, на север, через Лилль или Мобеж, как это сделал до него граф Прованский, бежавший ночью, при подобных же обстоятельствах. Наконец, без короля рушились все планы Учредительного собрания… Поэтому было решено объявить раз навсегда, что короля похищали. Благодаря этой выдумке декретами от 15 и 16 июля король восстанавливался во всех своих правах. Для большего правдоподобия было даже открыто следствие против Буйе и его сообщников, объявленных виновниками похищения».
Такое решение совершенно не устраивало кордельеров и якобинцев: они хотели полного отрешения короля от власти и замены королевской власти «конституционными методами». Они составили петицию, призывавшую Собрание считать короля отрекшимся от престола. 17 июля они отнесли этот документ на «алтарь Родины», на Марсово поле, чтобы собрать там подписи. Пропаганда была хорошо организована — там собралась порядочная толпа.
Национальное собрание, чрезвычайно обеспокоенное этим сборищем, приказало Лафайетту, командующему национальной гвардией, и Бани, мэру Парижа, разогнать толпу. Войска окружили Марсово поле. К полудню собравшиеся там люди обнаружили под алтарем двух странных субъектов — какого-то инвалида и цирюльника, «которых нездоровое любопытство загнало в это странное место, откуда они разглядывали икры собравшихся гражданок». Их немедленно обвинили в попытке взорвать помост и растерзали, возбужденная толпа требовала смерти короля и всех членов Национального собрания. Потерявший терпение Лафайетт попытался восстановить порядок. Именно в этот момент какой-то хулиган — никто так никогда и не узнал его имени — выстрелил из пистолета. Немедленно вступил в силу закон военного положения, и гвардейцы разрядили ружья в толпу. На скамьях остались лежать пятьдесят два убитых.
В тот момент, когда на Марсовом поле происходили эти кровавые события, Робеспьер и его друзья бурно спорили в Клубе якобинцев. В восемь часов, узнав о побоище, они немедленно разошлись.
— За мою голову уже наверняка объявлена награда, — сказал с перекошенным лицом Робеспьер.
Один храбрый столяр, гражданин Морис Дюпле ходивший на все заседания клуба, подошел к нему:
— Пойдемте ко мне, я живу совсем рядом и спрячу вас.
Через несколько минут они уже шли по улице Сент Оноре.
Они быстро вошли в дом № 366, прошли под аркой и оказались во внутреннем дворике-садике, где и находилась столярная мастерская.
— Здесь вам будет спокойно, гражданин Робеспьер никто не станет вас искать в моей мастерской.
Они вошли в дом, где их встретила госпожа Дюпле Это была женщина лет» сорока пяти, с горячими глазами. Она сохранила свою красоту, а ее крепкую грудь знали все мужчины квартала.
Узнав Максимнльена, она всплеснула руками.
— Ах, гражданин Робеспьер, какая честь для нас!