Когда мертвые оживут
Шрифт:
Она росла умницей, хохотушкой, красавицей. Папа с мамой сходили с ума: тискали, обнимали, целовали, не могли наглядеться, а потом плакали, расстраивались, успокаивались и готовы были снова все прощать, целовать и боготворить. А дочурка желала получить все и ни в чем не знала удержу. Началось с материнской груди — Делия присасывалась к ней до крови. А щедрость папы с мамой предела не знала: сперва качели на заднем дворе, уроки верховой езды, своя комната с замком, потом дизайнерская одежда из бутиков, каникулы на горнолыжных курортах. Впоследствии дело обернулось запретом выходить из комнаты по ночам, пропажами хрусталя и серебряной утвари и даже родительского плоскоэкранного телевизора.
Папа
С шестнадцати лет Делия кочевала от одного бойфренда к другому.
— Скачешь из койки в койку, — констатировал папа Конрад и получил от дочери пощечину.
Он дал сдачи, но в ответ дочь укусила его за руку, до крови.
Приключения на том не закончились: кто-то вломился в дом, родительский «додж» угнали. Идиот по имени Баттер принялся названивать днем и ночью, спрашивая «сладкую мамочку». Когда в Томз-Ривере один за другим стали погибать старшеклассники, папа с мамой запретили дочери выходить по ночам. Но дочь вылезала в окно, а поутру ловко забиралась обратно. А однажды она не вернулась. Хотя папа с мамой в периоды особо скверного настроения и желали, чтобы любимое дитя попросту исчезло, произошедшее въяве исчезновение счастья не прибавило. Начались муки совести и тревога. Может, она замерзает, перепугана, голодна? Может, она нуждается в папе с мамой, но стыдится попросить о помощи?
Спустя два года им позвонил детектив спецотдела луизианской полиции. Делию арестовали за попытку продажи собственного ребенка.
Конрад без особого труда узнал все подробности, но постарался быстрее их забыть. Сын Адам родился через год после бегства Делии из дому. Дочь снималась в порнофильмах: секс с несовершеннолетней и всякое такое. Бойфренд не отпускал ее и держал под действием наркотиков, младенца она пыталась продать всего за тысячу зеленых. За любой из органов ребенка на черном рынке и то дали бы больше, но целый живой малыш стоил гораздо дешевле, чем по частям.
Конрад поначалу хотел выступить на суде как свидетель в пользу дочери, но передумал. Ее приговорили к восьми годам заключения в исправительной тюрьме штата Луизиана. Он не навещал Делию, и она не писала. Конрад и Глэдис усыновили Адама. Раздали красивые вещички дочери, выкрасили комнату в голубой цвет. Адам так и не научился видеть значимый смысл в слове «мать», и Конрад с Глэдис посчитали, что им повезло.
— Будто она и умерла уже, — сказала как-то Глэдис.
На стене за ее спиной когда-то висел портрет Делии, теперь на этом месте светилось пятно.
— Это не будто она умерла, — поправил Конрад. — Это будто она и вовсе не рождалась.
Со временем они привыкли к мальчику: радовались его лепету и счастливым крикам, когда он видел, проснувшись, что родители смотрят на него с нежностью. На этот раз они твердо решили не переборщить с добротой и снисходительностью и держали ребенка в строгости. За что и были вознаграждены пусть не очень-то веселым, зато послушным мальчиком.
Беды начались, когда ему исполнилось пять. Сперва держалась повышенная температура, потом появились опухоли. Специалисты определили вирусный менингит, следствие того, что ребенка еще во время пребывания с матерью подвергли сексуальному насилию и заразили сифилисом.
Конрад и Глэдис продали все, что Делия не успела украсть: от бриллиантового кольца до бельгийских кружевных скатертей.
Страховка не могла покрыть новой экспериментальной терапии с замещением спинномозговой жидкости, и Конрад с Глэдис заложили дом. Маленький Адам жил в палате интенсивной терапии в Колумбийской пресвитерианской больнице, и приемные родители практически поселились там же.
В госпитале они впервые увидели, что делает с жертвами вирус. Каким-то чудом они выжили. Часто бывает, что выживают как раз те, кому назначено судьбой испытать все возможные беды и страдания. Удивляясь себе, Конрад спокойно разбил головы двоим зараженным стойкой для капельниц, пока Глэдис вытягивала иглы из рук Адама. Затем все трое удрали. А большинство работавших в госпитале, от администраторов до ученых докторов, перепуганные насмерть, просто сдались новому ужасу. Чтобы сражаться за свою жизнь, нужно поверить в опасность, в необходимость сражаться, а персонал попросту не был готов к этому. Конрад же был готов к чему угодно. Его дочь стала наркоманкой и попала в тюрьму на восемь лет, у внука от легкого прикосновения лопалась кожа, а жена помешалась на христианстве новомодного разлива, молясь за здоровье погибающей семьи. Парочка зомби на фоне всего этого — просто ерунда.
Конрад и Глэдис увезли мальчика в Томз-Ривер. Там Адам и умер у них на руках. Перед смертью смотрел так, будто дедушка и бабушка его предали, будто он считал Конрада всемогущим богом, который мог дать ему здоровье, но решил наказать и погубил.
За стенами ухоженного трехэтажного особняка Конрада и Глэдис завывали сирены, на улицах творился кровавый ужас. Приятель Конрада, Дейл Краутер, ни с того ни с сего промчался нагишом по Принстон-роуд, весь в мыльной пене. Но ожившие мертвецы старались вести себя как и при жизни, а в пригородах к соседям в гости не ходят. Никто не помешал Конраду выкопать неглубокую яму на заднем дворе, рядом с могилой пса Баркли.
Назавтра вечером по телевизору сообщили, что ученые скоро отыщут лекарство. Власти объявили военное положение, ограничили гражданские права и превратили тюрьмы южных штатов в лаборатории, где ставились эксперименты над заключенными. Замещавшая ведущую канала Дабл-ю-пи-ай-экс актриса Рози Перес объявила с бруклинским акцентом, что обнаружили заключенную двадцати трех лет, оказавшуюся устойчивой к инфекции.
— А эта девица разве не из кино про лотерею? — спросила Глэдис, но Конрад закрыл ей рот ладонью, и оба замерли: на экране появилось фото их дочери.
Делия выглядела куда моложе и злее, чем представлял себе Конрад.
— Ее обкололи вирусом, и она не заболела? — прошептала Глэдис. — Слава великому Будде! Дитя мое, я так люблю тебя! Доченька, мама тебя любит!
Глэдис бормотала слова любви, обращаясь к сердитой молодой женщине на экране, а Конрад изучал свои пальцы. Потом жена принялась плакать, но он не мог ее утешить, не мог помочь. Это было невыносимо.
На экран вернулась Рози и принялась вещать, явно не по бумажке.
— В общем, мы пачками губим заключенных, хотя снаружи чертов миллион зомби, которых можно поймать и без помех исследовать. Если Делия Уилкокс поможет нам создать лекарство для всех, оно, конечно, того стоило. Но если нет…
Рози посмотрела прямо в камеру, прямо в глаза через стекло экрана, и Конрад ощутил себя воришкой, пойманным с поличным.
— Люди, вы только представьте! Эти твари не могут видеть и слышать, но будут гнаться за вами двадцать миль, и не потому, что захотели вашей шкуры и мяса. Этот гребаный вирус хочет ваши души. Он жрет души. Мою ему не сожрать. А вашу?
Рози посмотрела в камеру с вызовом. Конни подумал о Делии, о псе Баркли, о песне про тот день, когда море встречается с небом. А Рози вытащила пистолет и приставила к виску. Оператор заорал, и Рози придумала способ получше: сунула ствол в рот и нажала на спуск. На этом трансляция прервалась.