Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Первый роман из научно-фантастического цикла (второй, « Fire in the sun», 1990, номинация на «Хьюго», третий — « Exile kiss», 1991; четвертый «Word of night»не закончен, фрагменты вкл. в сб. «Budayeen nights»), объединенного главным героем Маридом Одраном, от лица которого ведется повествование, и местом действия, Будайином, злачным районом города, расположенного в некоем арабо-мусульманском государстве. Считается не только лучшей книгой в трилогии, но и самой популярной и известной из всех больших вещей Эффинджера (хвалебные отзывы обозревателей и таких классиков жанра, как Роберт Сильверберг,

Рано умерший американский писатель Джордж Алек Эффинджер (George Alec Effinger, 1947–2002) пробовал работать в разных жанрах фантастики, часто экспериментируя; его самый удачный опыт — небольшая повесть «Кошечка Шредингера» (Хьюго и Небьюла за 1988-89 г.). Избранный для нее восточно-мусульманский фон стал главным выигрышным моментом и в трилогии о Мариде Одране. Застывшее время ислама, уклад и традиции, как будто перенесенные из средних веков в мир недалекого будущего, где рухнули и распались на мелкие государства великие державы, а люди пользуются вживленными в мозг разъемами, позволяющими не только мгновенно овладевать любыми навыками и знаниями, но и временно перевоплощаться в реально существовавшую или придуманную личность, эффектно контрастируют со знакомыми нам приметами современного городского дна и мрачным колоритом бетонных джунглей из детективов Хэммета, Чандлера и фильмов «нуар» 30–40 годов прошлого века с их духом всеобщей продажности и цинизма, всесильными боссами гангстеров, роковыми красотками и неподкупными частными детективами. В результате такого причудливого смешения, казалось бы, плохо сочетающихся друг с другом элементов, возникает пестрая, но на редкость цельная картина с персонажами, словно списанными с нынешних обитателей маргинализованных окраин Туниса, Каира, Парижа, Марракеша или Душанбе и убедительно, хоть и утрированно, изображенными реалиями, — деталями быта, образом жизни, привычками, распространенными выражениями, — уникальный для фантастики пример проникновения в традиционалистскую урбанистическую среду, исковерканную последствиями «культурного шока» от ускоренного приобщения к современности.

Киберпанк — условное понятие и существует в самых разных воплощениях, от образцовых сочинений отца-основателя Гибсона и теоретика Стерлинга до конъюнктурных триллеров со стандартным набором «фирменных» штампов. Поскольку в романе Эффинджера есть такие признаки жанра, как герой с приметами антигероя, зловеще-романтическая атмосфера футуристического городского дна, детективный сюжет (с характерной претензией на многозначительность), основанный на возможности вводить в мозг программу, как в живой компьютер, его принято относить к киберпанку, а на необычном «восточном» фоне эти элементы выделяются особенно выгодно, как причудливый узор на ковре, образуя в итоге одно из самых ярких произведений периода всеобщего интереса к невероятно модному в конце восьмидесятых — начале девяностых, но очень быстро выдохшемуся направлению фантастической литературы.

Заново сверенный и восстановленный перевод, избавленный от моря опечаток, искажений и корявой редактуры изд-ва «Центрполиграф».

Ночной клуб Чириги расположен в самом центре Будайина: восемь кварталов от Южных ворот и столько же от кладбища. Можно сказать, оно прямо под рукой, что очень кстати. Наша часть города — опасное место, это знают все. Приезжих обязательно предупреждают держаться подальше отсюда, но туристы набегают каждый день. Как же — они столько слышали о Будайине, а теперь должны уехать, не увидев такую достопримечательность собственными глазами? Да никогда! В основном искатели приключений внедряются к нам с юга и начинают поход по Главной улице, с боязливым любопытством оглядывая окрестности; одолев три-четыре квартала, после приступа легкой паники, они обычно устраивают привал в одном из заведений, где можно выпить или закусить пилюльками. Затем поспешно отступают тем же путем и, добравшись живыми до гостиницы, радуются своей удаче. Невезучие остаются с нами навеки, удостоив личным присутствием кладбище. Как я уже сказал, оно на редкость удобно расположено — большая экономия времени и сил.

Я зашел к Чириге, довольный возможностью вырваться из душной, липкой жары ночи. За столиком возле самой двери сидели две пожилые женщины: туристки, обремененные сумками, туго набитыми сувенирами для родных и знакомых. Одна держала камеру и щелкала 3-D снимки собравшихся в клубе. Здешние завсегдатаи обычно не спускают такое безнаказанно, но на них не обратили никакого внимания. Мужчине никогда бы не позволили снимать у Чириги, не заставив заплатить — тем или иным способом. Все демонстративно игнорировали туристок, кроме высокого, очень тощего субъекта в темном европейском костюме и галстуке. Странный наряд для наших мест, но сегодня я видел и более нелепые одеяния. На чем специализируется этот тип, что он собирается предложить вниманию дам? Во мне проснулось любопытство, я остановился у стойки бара и стал подслушивать.

— Меня зовут Бонд, — объявил он, — Джеймс Бонд. — Как будто и так не видно.

Женщины выглядели испуганными. — О господи, — прошептала одна из них.

Мой выход. Я подошел сзади к носителю модуля (уменьшительно-ласкательное — модик) и схватил за запястье. Загнув большой палец внутрь ладони, резко нажал на ноготь. Парень вскрикнул от боли.

— Да ладно тебе, идем отсюда, ноль-ноль-семь, старина, — шепнул я ему на ухо. — Давай поиграем в твои игры в другом месте. — Потом проводил до двери и с чувством выполненного долга вытолкнул в пахнущую болотной сыростью темноту.

Женщины смотрели на меня так, словно перед ними стоял сам Пророк, держа в каждой руке по конверту с персональным пропуском в райские кущи. — Благодарю вас, — произнесла владелица камеры по-французски. — Не могу найти слов, чтобы выразить нашу признательность…

— Пустяки, — ответил я. — Не выношу, когда любители втыкать себе в мозг личностные модули пристают к тем, кто не входит в их компанию.

Вторая никак не могла взять в толк, о чем я говорю. — Модули, молодой человек? — Как будто в их краях такого не водится.

— Ну да. Парень носит маленькую пластиковую штучку с индивидуальностью Джеймса Бонда. Вообразил, что он агент 007 и будет исполнять свой номер всю ночь, пока кто-нибудь не стукнет его хорошенько и не выдернет эту пакость из головы. В любом случае, ничего другого такой псих и не заслуживает. Одному Аллаху известно, какие он нацепил училки в придачу к модику. — Я снова заметил недоумение на их лицах и объяснил:

— Что-то вроде обучающей программы. На время подключения дает знание нужного предмета. Вставляешь, скажем, училку шведского, и, пока не вытащишь, он для тебя как родной язык. Незаменимы для владельцев магазинов, законников — всех, кто входит в их воровскую шайку.

Женщины растерянно моргали, не понимая, можно ли верить своим ушам. — Вводить электронные устройства прямо в мозг? — произнесла вторая. — Ужасно, просто ужасно!

— Откуда вы приехали? — спросил я.

Они переглянулись. — Из Народной Республики Лоррейн, — ответила та, что с камерой.

Теперь понятно: им наверняка еще не приходилось сталкиваться с идиотами, слепо следовавшими прихотям избранного модика.

— Дорогие дамы, — сказал я, — хотите добрый совет? По-моему, вы оказались в неподходящей для вас части города. И уж точно зашли в неподходящий бар.

— Большое спасибо, молодой человек, — отозвалась вторая женщина. Они пошептались друг с другом, засуетились, зашуршали сумками и пакетами и выпорхнули на улицу, оставив на столике недопитые стаканы. Надеюсь, им удастся выбраться из Будайина живыми и невредимыми.

Этой ночью Чирига (уменьшительно-ласкательное — Чири) стояла за стойкой одна. Мне нравится Чири; мы давние друзья. Она высокая, грозная, прямо чернокожая амазонка, лицо сплошь покрыто выпуклыми шрамами наподобие тех, какими щеголяли ее далекие предки. Когда Чири улыбалась, — а такое случалось не очень-то часто, — ее зубы грозно сверкали ослепительной белизной. Грозно, потому что она подпилила клыки, чтобы были острыми, как у вампира. Общеизвестный обычай каннибалов. Если в клуб заходил чужак, ее глаза становились пронзительными, пустыми и черными, как дырки от пуль в стене. Но мне она продемонстрировала традиционную приветственную ухмылку.