Когда под ногами бездна
Шрифт:
Мои ноги подкашивались, упрямо игнорируя приказы училок. Я сложил послание и сунул его в сумку.
— Вы в порядке, мсье? — заботливо осведомился парень.
— Это все проклятая высота, — ответил, я, — каждый раз так трудно приспосабливаться…
— Высота? Но здесь ведь совсем невысоко, мсье! — изумился он.
— В том-то и дело. — Я оставил его стоять с открытым ртом и вернулся к Труди.
Она расплылась в лучезарной улыбке, словно с моим возвращением жизнь снова обрела свою прелесть. Интересно, что творилось в ее голове, пока она сидела
— Извини, что заставил тебя ждать, — сказал я вполголоса, слегка поклонился и сел рядом.
— Да ничего, я в порядке. — Она не спеша выпрямила свои красивые ноги и снова скрестила их. Наверное, все мужчины отсюда и до Осаки, не отрываясь, наблюдали, как она это делает. — Поговорил с Люцем?
— Да. Он был здесь, но отлучился по важному делу. Как я понял, поехал решать какой-то формальный вопрос с лейтенантом Оккингом.
— Лейтенантом?
— В обязанности Оккинга входит следить, чтобы в Будайине не происходило ничего необычного. Слышала о таком квартале?
Она кивнула:
— Никак не пойму, какие вопросы может решать Люц с лейтенантом? Он ведь никакого отношения к тому, что творится в этом Будайине, не имеет, разве не так?
Я улыбнулся:
— Прости, дорогая, но то, что ты говоришь, звучит немного наивно. Наш друг — очень многогранная и влиятельная личность. Думаю, ничего в городе не происходит без его ведома.
— Да, наверное…
Полная чепуха, конечно. В лучшем случае, Сейполт был средним звеном. И уж конечно, это не Фридландер-Бей.
— За нами пошлют машину, а потом мы, как и планировали, сядем все вместе и подумаем, как провести вечер.
Ее лицо снова осветилось радостной улыбкой. В конце концов, она получит свою конфетку.
— Не хочешь заказать что-нибудь, пока мы ждем? — За этим приятным занятием мы с Труди коротали время, пока к нам не подошла парочка утомленных фараонов в штатском, неслышно ступая по толстому синему ковру. Я встал, вежливо представил их друг другу, и мы покинули холл отеля, приятно болтая, как компания старых приятелей. Так мы шли до самого участка; по пути на второй этаж меня остановил сержант Хаджар, а два полицейских проводили Труди в кабинет Оккинга.
— Что случилось? — хмуро спросил Хаджар. Сейчас он забыл о всех своих побочных занятиях и был настоящим легавым. Наверное, чтобы доказать: если он поднатужится, еще может исполнять прямые обязанности.
— А ты как думаешь? Ксаргис Хан, тот самый, что работал на Сейполта и твоего шефа, продолжает заметать следы. Только что убрал трех очередных свидетелей. Черт, парень жуткий педант: ничего не забывает. На месте Оккинга я бы просто взмок от страха. Ведь лейтенант сейчас — живая мишень.
— Он это понимает; никогда не видел Оккинга таким потрясенным и подарил ему тридцать-сорок пилюлек паксиума. Он проглотил целую горсть вместо завтрака.
— Хаджар недобро ухмыльнулся.
Из кабинета Оккинга вышел полицейский в форме.
— Одран, — сказал он громко и мотнул головой в сторону двери. Я стал членом их команды.
— Минуточку. — Я снова повернулся к Хаджару. — Слушай, я хочу посмотреть на то, что ты выудил из рабочего стола и сейфов Сейполта.
— Я так и подумал, — ответил Хаджар. — Лейтенант сейчас слишком занят, чтобы забивать этим голову, так что он наверняка свалит работу на меня. А я устрою, чтобы ты первым осмотрел улики.
— Отлично. Надеюсь, там будет что-то важное. — Входя в застекленный кабинет лейтенанта, я столкнулся с ребятами в штатском, эскортирующими Труди.
Она улыбнулась мне и сказала:
— Мархаба. — Только в этот момент до меня дошло, что она может говорить и по-арабски.
— Сядь, Одран, — сказал Оккинг. Его голос был хриплым, как будто лейтенант сорвал его или простудился.
Я уселся и посмотрел на него.
— Куда ее повели?
— Хотим допросить девочку поосновательней. Хорошенько покопаться в ее серых клеточках… Потом отпустим домой, не знаю, правда, где это.
Что ж, звучит очень профессионально; сомневаюсь, правда, что Труди будет в состоянии выйти отсюда, когда они закончат «копаться в ее серых клеточках».
Гипноз, наркотики, плюс электрическая стимуляция мозга; после этого человек обычно чувствует себя не в своей тарелке. По крайней мере, так мне говорили…
— Хан подбирается все ближе и ближе, — сказал Оккинг, — но второй после смерти Никки вообще не высовывается.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Послушай, лейтенант, а Труди случайно не Хан? Она ведь никак не могла раньше быть Бондом?
Оккинг посмотрел на меня как на чокнутого.
— Да откуда мне знать, Одран? Никогда не встречался с этим Бондом. Мы связывались по телефону или по почте. Насколько мне известно, ты — единственный человек, который когда-либо сталкивался с ним лицом к лицу. Вот почему я никак не могу избавиться от подозрительных мыслей. Что-то с тобой не в порядке, Одран, я просто чувствую это.
Со мной что-то не в порядке, вот как?! И это бросает мне в физиономию иностранный агент, получающий чеки от национал-социалистов? Ну ладно… Очень жаль, что лейтенант не сможет даже опознать Хана, если когда-нибудь нам посчастливится его поймать. Я не знал, говорит ли Оккинг правду. Скорее всего, да — какой ему смысл врать мне? Он знал, что занесен в черный список, а может, даже стоит там первым. Кроме того, когда лейтенант сказал мне, что не покинет свой кабинет, он явно не шутил: здесь стояла раскладушка, а на столе — поднос с остатками обеда.
— Единственное, что мы вроде бы знаем точно: оба используют свои модики не только для убийства, но. и чтобы посеять ужас и панику. Кстати, это у них пока получается неплохо, — подытожил я. — Твой наемный убийца… — Оккинг обжег меня взглядом, но, черт побери, правда есть правда! — Твой убийца превратился из Бонда в Хана. А второй, судя по всему, остался прежним. Очень надеюсь, что парень, работающий на русских, убрался домой. Хотелось бы знать точно, по крайней мере одной заботой станет меньше.