Когда пробьет восемь склянок
Шрифт:
— На твоей стороне все спокойно? — Голос капитана Имри, который организовал охоту на «Нантсвилле».
— Все о'кей, капитан. — Я почувствовал, как поднимаются волосы у меня на затылке. Квин Дюрран, «липовый» таможенник. Человек, который меня чуть было не задушил.
— А у тебя, Мак? — снова раздался голос капитана.
— Ничего, сэр. — Это был голос специалиста по автоматическому оружию. — Мы здесь восемь минут. И пятнадцать прошло с тех пор, как вертолет упал в воду. У человека должны быть железные легкие, чтобы до сих пор не окочуриться.
— Достаточно, — сказал Имри. — Каждый получит сегодня специальное вознаграждение за ночную работу. Крамер?
— Да, капитан? — Голос Крамера звучал так же глухо, как и голос Имри.
— Полный вперед! К зунду.
Я оттолкнулся от руля и поглубже нырнул. Вода надо мной начала пузыриться и пениться. Я долго плыл в сторону рифа на глубине десяти футов. Конечно, относительно долго — не более одной минуты. Мои легкие были уже не теми, что пятнадцать минут назад. Когда я вновь вынырнул на поверхность, на моей голове сидела темная промасленная шапочка. Правда, эта предосторожность оказалась излишней. Я лишь смог различить черный силуэт удалявшегося суденышка. Прожектора были выключены. Если капитан Имри решил, что работа закончена, — так тому и быть. Судно плыло в полной темноте, не были зажжены даже навигационные и бортовые огни.
Я поплыл в сторону рифа. Добравшись до него, я вцепился в камни руками и застыл на какое-то время, пока снова не обрел власть над собственными мышцами. На это у меня ушло приблизительно пять минут. Вот уж никогда бы не подумал, что можно за пятнадцать минут сделать такое с человеком, Я бы с удовольствием отдохнул на этом рифе еще с часок, но время работало против меня. Я погрузился в холодную воду и поплыл в сторону побережья.
Я трижды пытался, и все три раза мне не удавалось забраться с надувной лодки на борт «Файркреста». А расстояние-то было футов шесть! Только шесть футов! Его бы элементарно преодолел и десятилетний ребенок. Но Калверт этого сделать не смог, ведь Калверт старик. Я кликнул Ханслета, но тот не появился. Я крикнул его трижды, результат был тот же. «Файркрест» оставался темен, с яхты не доносилось ни звука. Куда он запропастился, черт бы его побрал?! Заснул? Сошел на берег? Нет, на берег Ханслет сойти не мог — он обещал оставаться на борту. Ведь за время моего отсутствия могло прийти какое-нибудь сообщение от Дядюшки Артура.
Значит, он крепко спал! Я почувствовал, как во мне поднимается слепая ярость. Это уж слишком! Я и так сегодня нахлебался досыта! А ему, видите ли, захотелось поспать! Я закричал что было сил и забарабанил рукояткой «люгера» по железной обшивке судна. Но он так и не вышел.
Наконец с четвертой попытки мне удалось подняться на борт. Держа веревку от резиновой лодки в руке, я несколько секунд полежал на животе, а потом с трудом встал. Закрепив линь, я отправился на поиски Ханслета. Мне хотелось ему кое-что сказать! Но сделать этого мне не пришлось. Его не было на борту. Я обыскал «Файркрест» от кормы до носа, но не нашел ни единого следа. Ни остатков еды в салоне, ни грязной посуды на камбузе. Никаких признаков сопротивления или борьбы. Все было чисто, в самом образцовом порядке. Все было именно так, как должно было быть. Не было только Ханслета.
Минуту или две я сидел в салоне, согнувшись в три погибели, и пытался ответить на вопрос, куда мог исчезнуть Ханслет. Но в те минуты я ничего не соображал. Тогда я снова вышел на палубу, чтобы поднять надувную лодку и подвесной мотор. На этот раз я не стал совершать никаких маневров. Не говоря о том, что в подобном состоянии это было невозможно, время игры в прятки прошло. Я выпустил воздух из лодки и спрятал ее вместе с подвесным моторчиком в шкаф. Вы спросите, что будет, если кто-нибудь вновь вздумает обыскать яхту? Что ж, пусть попробует. Первое, что я сделаю, это всажу в пришельца пулю. И мне все равно, даже если этот кто-то представится полицейским. Сперва пулю в руку, в ногу — неважно, а уж потом стану слушать его объяснения. А если речь пойдет о ком-нибудь из моих «друзей» с «Нантсвилла» или из песчаной бухты, то этот гад получит пулю сразу в лоб.
Я прошел обратно на корму, чувствуя себя совсем больным. Вертолет лежал на дне вместе с пилотом, грудь которого была прошита автоматной очередью. Когда я подумал об этом, мне стало плохо.
Я разделся, обтерся сухим полотенцем, но даже эти немногие движения лишили меня последних сил. Дикая скачка через ночной лес с падениями, поиски лодки; усилия, которые я затратил, чтобы накачать ее воздухом и протащить по валунам к воде, — все это истощило меня. Резервов не осталось. Но в первую очередь я чувствовал себя больным душевно. Язва точила сердце и мозг. Я прошел в каюту и с трудом натянул свежую одежду, не забыв о шейном платке. Кровоподтек, искусно поставленный руками Квина, расцвел всеми цветами радуги, распылился и еще больше вздулся, так что платок мне пришлось подвязать почти до ушей. Посмотрелся в зеркало: сейчас я очень походил на своего собственного дедушку, лежащего на смертном одре. Лицо хорошего воскового цвета, какой обычно бывает у умирающих, и на нем красные царапины от сосновых веток и иголок. Все это походило на сыпь, а чувствовал я себя так, словно заболел бубонной чумой.
Я проверил, в порядке ли «люгер» и «лилипут», — я положил их в водонепроницаемый футляр после того, как покинул Дюб-Скейр. Все было о'кей. После этого я налил себе большую порцию виски. Оно приятно согрело желудок. Усталые красные тельца встали на ноги. И мне подумалось, что если я добавлю чуток лекарства, то они и вовсе оживут. Я взялся за бутылку и вдруг услышал приближающийся шум мотора. Я поставил бутылку на полку, выключил свет, хотя знал, что его не было видно сквозь плотные занавески, и занял позицию за дверью.
Я был почти уверен, что все эти предосторожности излишни. По всей вероятности, Ханслет возвращался с берега. Но почему же в таком случае он не взял лодку, которая болталась сзади? Может быть, кто-то убедил Ханслета съездить на берег вместе, а теперь отвозил его обратно на «Файркрест»?
Судовой мотор заработал медленнее. Его переключили на холостой ход, потом на режим «назад» и снова на свободный ход. Легкий стук о борт «Файркреста». Тихий гул голосов. Шум от ступившего на борт человека. Снова заработал мотор и стал затихать вдали.
Я услышал над собой шаги, когда прибывший прошел к рулевой рубке. Ступал он уверенно и твердо — так шагает человек, знающий, что ему надо. Это заставило меня задуматься: поступь была не Ханслета. Я прижался к стенке и вытащил «люгер». Сняв пистолет с предохранителя, я приготовился к встрече посетителя, как того требовали обычаи гостеприимных людей плоскогорья. Открылась и снова закрылась дверь рубки. Я увидел, свет карманного фонарика, когда ночной гость начал спускаться по лестнице в салон. На мгновение он остановился, пучок света скользнул по стене, нашаривая выключатель. Я вскочил и мгновенно произвел три действия: схватил человека рукой за шею, бесцеремонно упер колено ему в спину и воткнул дуло «люгера» в его правое ухо. Это было жестоко, но ведь это мог оказаться мой старый друг Квин. Исторгнутый дикий вопль свидетельствовал о том, что я имею дело не с Квином.
— Друг мой, в ухе у вас не детская игрушка, а дуло пистолета! От потустороннего мира вас отделяет всего один крошечный шаг. Не советую его делать. И не заставляйте меня нервничать.
Судя по всему, сентенция о потустороннем мире не произвела на человека большого впечатления, но он не заставил меня нервничать. Из его глотки, правда, раздавались какие-то нечленораздельные звуки — то ли он пытался что-то сказать, то ли просто вздохнуть, — но движений никаких не последовало, лишь голова слегка наклонилась.