Когда пройдет пять лет

Гарсиа Лорка Федерико

Манекен (поет и плачет).

Не одеть серебром моим руки

темноглазой и гибкой подруги.

Белый шлейф поглотили трясины,

у луны мой цветок апельсинный,

а колечко, сеньор мой, колечко

в зеркалах потонуло навечно.

Не согреться шелкам моим тканым.

В них венчаться реке с океаном.

Юноша.

О

чем ты поешь?

Манекен.

О смерти,

которой не знала прежде,

о сирой фате ненужной,

о слезной моей одежде.

О той кружевной рубашке,

от инея задубелой,

которой не взмыть на солнце,

как облако пены белой.

Шелка вместо теплой плоти

достанутся мертвой глине.

И шорох горячей крови

заменят осколки ливней.

Не одеть моим шелком упругим

темноглазой и гибкой подруги.

Юноша.

Раздарит ветер наряды:

зарю невестой оденет,

луне – чулки и подвязки,

а с терном ленты поделит.

А свой убор подвенечный

отдай в паучьи гнездовья —

пускай силки для голубок

плетут себе на здоровье.

Его никто не наденет,

и шелк, холодный, как иней,

не станет больше, не станет

живой упругостью линий.

Манекен.

Белый шлейф мой хоронят трясины.

Юноша.

Рвет луна твой цветок апельсинный.

Манекен (гневно).

Но я не хочу! Ты слышишь?

Шелка мои каждой складкой

зовут, чтобы их ласкали

и мучили зло и сладко.

Но где они, эти руки,

обугленные от зноя?

Юноша.

Не знаю. Молчи. Не знаю.

Манекен.

Ты лжешь. Это ты виною.

Каким ты ко мне приходишь?

Как бешеный конь с разгона —

закушен зубами ветер,

из пены морской попона?

И звонкое эхо зова

ты вдаль не послал

ни разу?

Ты сонный затон под тиной,

где гнить моему атласу.

А колечко, сеньор мой, колечко…

Юноша.

В зеркалах потонуло навечно…

Манекен.

Зачем не пришел ты раньше?

Так долго она, нагая,

ждала – словно змейка ветра,

тянулась, изнемогая.

Юноша (вставая).

Довольно! Ступай отсюда.

Иначе я вырву с мясом

твои вензеля из нардов,

задернутые атласом.

Замолкни! Ступай на площадь

искать невинные плечи,

и пусть ночные гитары

тебе заплачут навстречу.

Никто твой шелк не наденет.

Манекен.

Тебя я настигну снова.

Я буду твоею тенью.

Всегда.

Юноша.

Никогда.

Манекен.

Два слова,

еще только два!..

Юноша.

Пустое.

Не тронут меня нимало.

Манекен.

Гляди же.

Юноша.

Что это?

Манекен.

Видишь?

Тайком у швеи украла.

(Показывает розовое детское платьице.)

Молочный ручей сбегает

по талому снегу шелка,

и грудь болит от ожогов —

и боль как белая пчелка.

Где сын мой? Дайте мне сына!

Мой сын. Как нежно и властно

его черты проступают

под опояской атласной!

Он твой. Это сын твой.

Юноша.

Сын мой.

Тот самый предел последний,

где спят на цветах сознанья

безумные птицы бредней.

(С тоской и тревогой.)

А если не будет сына?