Когда сверкает молния (сборник)
Шрифт:
Ни замешательства, ни удивления не вызвала новость. Каждый подумал о некой неувязке в бюрократическом оформлении бумаг и только. Один Виктор Иванович встрепенулся, кольнул острым взглядом министерского представителя.
— Все это мелочи, — шевельнул он сухими губами. — Мелочи по сравнению с тем грандиозным делом, на которое истрачено столько государственных денег, рабочего времени и главное — человеческой энергии. А Локтев — он будет только рад увидеть новую линию в работе. Ему ее и осваивать! — сказал Виктор, и тонкие губы обозначили легкую улыбку.
— Я не вмешиваюсь, — равнодушно произнес секретарь горкома, заметив, что все выжидательные взоры обращены к нему.
— Надо начинать, — махнул рукой главный технолог.
Внутренне он был рад этому событию больше всех. Смутная догадка сначала бессознательно мелькнула в голове, затем переросла в уверенность. «И хорошо, что нет Николая, — злорадно подумалось ему. — Если б не мое участие, вряд ли бы предложение стало изобретением и обрело реальные черты. А кто важнее теперь — он или я — можно поспорить».
После долгих месяцев Совместной работы с Николаем еще целых два года катилась пробивная волна их предложения от стен цеха до самой Москвы, то откатывалась назад, то вновь нарастала. Невидимые подводные камни постоянно затормаживали нормальный ход волны, и руководство категорически запрещало снижать существующий выпуск продукции ради новой линии, из-за монтажа которой пришлось бы останавливать цех. Появились и скептики, не верящие в саму суть предложения. Скептиков убедили за годы волокиты, а старое оборудование решили не трогать, обойти его стороной, покуда монтируется новая линия и модернизируется соответственно вся карбамидная установка.
В потоке дней к изобретению присовокуплялись все новые фамилии, порой не имеющие никакого отношения к нему, а имя того, кто обмозговал, теоретически подготовил все, то есть Локтева, было «забыто» и упущено. Один Виктор знал об этом, другие — не обратили поначалу внимания. Два года — срок не маленький, — продолжал думать он про себя. — Опадает листва и появляется новая, перетираются камешки ручейковой водой, превращаясь в песок... «Время и труд все перетрут!» — вспомнилась ему поговорка, и всегда холодные глаза вдруг налились сверкающим блеском ожидания.
Тяжелым скрежетом задвижек прорезало мгновенную тишину цеха. Старое оборудование на миг замолкло, гудением и шипением наполнились трубы и механизмы новых линий.
Цех включался в работу. Ожил пульт управления, где самопишущие приборы оповестили о начале химического процесса. Вспыхнули зеленые огоньки лампочек, сигнализирующих о нормальном ходе полученной продукции, которая вся пойдет в деревню, на колхозные поля.
Внутреннее напряжение работников цеха спало: все хорошо!
Начальник цеха, не выдержав, приглушенно засмеялся.
— Ну пошло-поехало! — сказал, довольный содеянным.
— Израель Львович, — обратился к нему секретарь парткома Нургали Гаязович, — думаете, почему я настаивал на немедленном пуске? У тебя одно дело — цех, а у меня весь комбинат на плечах. Завтра, кстати, заседание парткома, должны утверждать решение цеха о приеме Локтева в кандидаты. Тоже ведь дело давно тянется. С этой перестройкой — сабантуй настоящий, ни дня, ни ночи покоя. Так что завтра партком, учти...
...Усталый и удовлетворенный пуском установки Виктор Иванович прыгнул в трамвай, идущий от комбината к городу. Народу было немного, часы пик уже миновали, можно было бездумно и легко смотреть в приоткрытое окно. За стеклами перед взором медленно плыли сады с дощатыми, будто игрушечными домиками. Город и комбинат отделял друг от друга зарумянившийся яблоками сад, где мило, по-деревенски копошились на крохотных участочках дачники.
И нешумность трамвая, и теплый без ветра вечер — все располагало к спокойным раздумьям. Но покоя не было. Его волновала мысль, поймет ли правильно Николай, что без него пустили установку? «Врешь, — кто-то шебуршился внутри, — вовсе не это тебя беспокоит, а другое, более существенное...»
Пуск установки — действительно — полбеды. Главное, чего, пожалуй, не только Николаю, но и ему не понять никогда — это то, каким образом в окончательных документах изобретения не оказалось фамилии Локтева?.. Заканчивая последние выкладки будущей линии воздухозабора и в соответствии с этим — модернизации установки, он упустил фамилию Локтева. Все получилось легко, машинально...
Трамвай остановился у железнодорожного вокзала. Не успел Виктор перебежать перрон и миновать небольшое вокзальное зданьице, как неожиданно увидел Николая.
— Колян! — крикнул он.
Локтев долго смотрел на Виктора, не узнавая его.
— Ты что, не признал, что ли?
Николай подошел к другу, протянул руку.
— Здорово!..
— Тебя с самого утра в цехе разыскивали, где ты пропадал?
— Как разыскивали? — удивился Николай. — Я же звонил, предупреждал. Думал, что все уладят и на завтра отложат.
— Хороши шуточки! — неподдельно суровым голосом ответил Виктор. — Его отыскать не могут, а он прогуливается... Там целая комиссия нагрянула, кого только не было!
— Ну и пускали бы без меня! — спокойно отозвался Николай. — Все же готово было к пуску...
— Вот и пустили, ждать не стали, — он резко обернулся к Николаю, стараясь разглядеть по лицу, не вызовет ли сообщение гневных разочарований, и добавил: — Сам на себя пеняй!
— Правильно сделали! — неожиданно услышал в ответ Виктор.
Такой развязки в создавшейся ситуации он никак не ожидал и потому заметно обрадовался. Они шли узким тротуаром к городу. Рядом, на уровне плеч пенились листвой молодые акации. Спадала постепенно летняя дневная жара. Осела привычная пыль, поутихли улицы, освобождаясь от бесконечного множества машин. Разговаривали по-деловому сухо и неторопливо.
— Жалко, конечно! — успокаивал себя Николай. — Столько нервишек порастратил с этой затеей, а самому пустить не довелось! А хотелось! Ночами видел нашу установку...