Когда ты будешь моей
Шрифт:
Ну, сделай же что-нибудь!
Протягивает ладонь. Обхватывает мою щеку, большим пальцем касается губ. Едва ощутимо надавливает, и я, послушно открыв рот, принимаюсь его посасывать. Глядя прямо в глаза.
— О, детка…
Да… Я знаю. Сама испытываю то же самое. Огонь, бегущий по венам, жар, удушье… И все только усиливается, когда он обхватывает свободной рукой мой затылок и начинает его массировать. А мне нужно большее! Судорожно сжимаю бедра и переступаю ногами по полу в попытке унять сладкое, разливающееся между ног, желание. Сейчас мой страх перед
Пальцы с затылка опускаются ниже, по выпирающим позвонкам, спине, вниз и в сторону по бедру, а дальше маленькими шажочками вверх по подрагивающему от нетерпения животу.
— Коснись меня.
Смысл слов доходит не сразу. Гляжу на свои судорожно сжатые в кулаки руки и заставляю пальцы разжаться. Подхожу на полшага, дерзко глядя ему в глаза, просовываю пальцы под резинку шорт и дергаю те вниз. Хочу ли я его коснуться? Очень. Но предпочитаю, чтобы в этот момент он тоже был голый. Изумительно… восхитительно голый и полностью мой. Вот так… Роскошно!
Демид отбрасывает ногой шорты, и мы снова не дыша замираем друг напротив друга.
— Ты не боишься меня, — не спрашивает, констатирует Балашов, но все равно недоверчиво качает головой.
— Я не боюсь, — подтверждаю сказанное и в еще один полушаг преодолеваю разделяющие нас миллиметры. Совпадаю с ним.
— Ну, ладно. Я тоже тебя не боюсь, — улыбается Демид, но все равно не может скрыть от меня волнения. Его выдают дрожащие руки и проступившие желваки на скулах.
— Посмотрим, что ты запоешь потом, — подыгрываю и подталкиваю Балашова к кровати.
— Потом? — сглатывает он, от чего кадык скользит по горлу вверх-вниз, и, не сдержавшись, я веду языком по его горлу, прежде чем ответить шутливое:
— Ну, конечно. Вдруг тебя испугает мой напор, а?
— Это вряд ли.
Демид смеется, обнимает меня, прижимает к сердцу. И я радуюсь, что мой план удался. У меня получилось сбить градус напряжения до приемлемого. Нет, в носу все равно щекочет от острой щемящей нежности, но с этим уже как-то можно справляться.
— А вдруг? — приподнимаю бровь.
— Удиви меня.
Демид разводит руками и опускается задницей на постель. Недолго думая, становлюсь коленями по обе стороны от его ног, так что вершинки моей груди замирают на уровне его губ. Он тут же этим пользуется. Обхватывает нежные полушария и поочередно втягивает в рот соски. Так уже было однажды. Полинке было месяцев девять, когда с моими гормонами стало происходить что-то странное. В общем… как я оказалась под Демидом, не помню. Но помню, как блестели его губы от моего молока.
Картинки, проносящиеся перед глазами, такие горячие, что я тихо стону и, запрокинув голову к потолку, начинаю невольно ерзать по его каменно-твердой эрекции. Демид урчит. Сдавливает сосок сильней и, не выпуская его изо рта, неразборчиво шепчет:
— Помнишь, мы уже делали это…
— Умм…
— Ты тогда почти кончила от одной только их стимуляции, —
— Я была кормящей матерью с взбесившимися гормонами, — вяло оправдываюсь и опускаю взгляд ниже. Туда, где его впечатляющая головка ходит туда-сюда между моих блестящих от смазки губ, посылая разряды тока по всему телу. Прогибаюсь чуть сильней, задеваю её клитором и с шумом выдыхаю. Демид матерится, одной рукой фиксируя меня, другой — сжимая член у основания.
— Если ты не хочешь, чтобы я опростоволосился, лучше притормози, — шипит он.
— Не могу, — облизываю губы, — пожалуйста, давай сделаем это…
Мой голос напоминает скулеж. Демид несколько секунд смотрит на меня в нерешительности, а потом резко ссаживает меня с колен и встает.
— Что ты делаешь?
— Ищу, куда сунул презервативы.
Краснею, но уже не могу не смотреть на то, как он, раскрыв упаковку, раскатывает по стояку резинку. Демид справляется за считанные секунды, но за это время морок немного успевает развеяться. Меня охватывает дрожь…
— Тише… Тише, моя хорошая. Мы не будем спешить, — чутко реагирует он, устраиваясь у меня между ног. Целует нежно. Веки, щеки, шею и губы… Пока я вновь не забываю обо всех своих страхах.
— Дем-и-ид…
— Сейчас. Сейчас, детка…
Он переносит вес тела на одну руку, а другой помогает себе войти. Мои мышцы довольно легко подчиняются его напору. Это совсем не больно, но, сама не зная, почему, я начинаю плакать. И он отстраняется!
— Нет! — кричу я. — Пожалуйста, не останавливайся… Ты только не останавливайся.
Не знаю, что со мной. Просто не знаю. Может быть, меня настигает понимание того, как много времени мы потеряли. Упираюсь затылком в кровать и, что есть сил, толкаюсь бедрами ему навстречу. Кричим оба. В унисон. Плачу. Просто захлебываюсь слезами.
— Я люблю тебя, — всхлипываю ему в губы. — Я так сильно люблю тебя…
Может быть, это ошибка. Когда и без того все так остро и оголено. Но я просто не могу больше держать в себе это. Демид отшатывается. Медленно моргает. Касается моего покрытого испариной лба своим, замирает на долю секунды и, подхватив меня под попку, срывается просто в бешеный темп. Я не знаю, где я, не помню, кто я… Есть ли я вообще сама по себе, вне этого космоса между нами? Неважно… Мое будущее настигает меня. Вырывает из цепких лап прошлого и, подхватив на руки, заслонив собой от всех бед и невзгод, уносит в ослепляющую нирвану.
Я на том свете или на этом?
Даю команду телу пошевелиться. Но выходит не очень. Потому что сверху я придавлена полностью обессилевшим любимым мужчиной.
— Я сейчас… Сейчас. Дай мне пару секунд.
Обнимаю его еще крепче и конвульсивно сжимаю внутренние мышцы. Он стонет. И опять твердеет внутри меня. Это так чудесно, что, не в силах остановиться, я повторяю фокус еще раз. Демид дергается мне навстречу.
— Я бы с радостью продолжил, но нам, по крайней мере, нужно сменить резинку и помыться.