Когда умирает любовь
Шрифт:
Она заставила себя улыбнуться.
– Привет, Карл, – сказала она, проходя мимо двери.
Он тут же перестал глазеть и что-то прошептал, что, должно быть, означало «привет». Его лицо вдруг покрылось темно-красными пятнами. Элизабет ускорила шаг. Она отошла не больше чем на несколько метров, как снова почувствовала его сверлящий взгляд. Элизабет еле сдержалась, чтобы не убежать.
«Это действительно глупо, – сказала она сама себе. – Взгляды еще никого не убивали».
Ну что он может с ней сделать?
На этой неделе, в пятницу, Элизабет
– Посмотри, что подарил мне Джереми! – воскликнула она. – Правда, это так мило с его стороны? Их прислал кто-то из телевизионной компании, и он разрешил мне их взять. Лиз, мне просто не верится. Думаю, я ему действительно нравлюсь.
– Может, у него просто аллергия на розы? – пошутила Элизабет.
Джессика язвительно взглянула на нее:
– Тебе просто завидно, что он не дал их тебе.
– Я умираю от зависти, – спокойно сказала Элизабет.
– И не пытайся это отрицать, – продолжала Джессика, отвернувшись от сестры. – Ты знаешь, что я ему нравлюсь больше. Он сегодня даже спросил, есть ли у меня парень.
– Ты права, Джес. Это уже что-то значит. Меня он никогда об этом не спрашивал.
– Ты, наверное, думаешь, что я все это придумала? – продолжала болтать Джессика. – Но я уверена, что нравлюсь ему.
Элизабет улыбнулась.
– Это хорошо. – Она вставила в картотеку регистрационные карточки.
– А я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что он для меня слишком старый. Мне только шестнадцать, а ему по крайней мере двадцать пять. Но девочки взрослеют быстрее, чем мальчики. Это факт.
– Бесспорный.
Джессика нахмурилась:
– Мама с папой, конечно, не так к этому отнесутся. Они, возможно, запретят мне с ним встречаться или придумают еще какую-нибудь зверскую вещь.
– Настоящая любовь найдет выход.
– Поэтому я надеюсь, что ты им не скажешь ни слова.
– Мой рот на замке.
Джессика уставилась на нее:
– Ты это серьезно? Ты правда не скажешь?
– Обещаю. Вот тебе крест. – Указательным пальцем Элизабет начертала на груди крест.
– Элизабет Уэйкфилд, ты лучше всех на свете! – Джессика бросилась на шею сестре, забыв про розы и все остальное.
– Ой-ой-ой! – вскрикнула Элизабет. Шипы роз больно царапнули ее шею. Но Джессика уже спешила к выходу. Она не могла дождаться, когда позвонит друзьям и сообщит им грандиозные новости.
9
Позже в тот же день Элизабет остановилась возле палаты Джереми. Когда она вошла, он читал журнал. Подняв голову, он широко улыбнулся:
– Привет, Лиз. Ну как обстановка? Есть какие-нибудь известия, куда несется наш Ураган? – Они договорились называть Джессику «Ураганом» – для конспирации.
Элизабет рассмеялась:
– Думаю, ветер благоприятный. Она без ума от цветов, которые вы ей подарили.
– Никто не скажет, что я не знаю, как покорить сердце прекрасной девушки, – пошутил Джереми. – И потом, – он состроил ехидную гримасу, – с моей стороны это чистая самозащита. Я знаю, твоя сестра желает мне добра, но, если она не прекратит оказывать мне внимание, я, возможно, никогда не поправлюсь.
– Я понимаю, что вы хотите сказать. У Джессики есть склонность э-э… иногда переусердствовать.
– Ну-у, я человек взрослый, – посмеивался Джереми, – и понимаю, что это значит.
Элизабет посмотрела на часы:
– Я лучше пойду. В двести двадцать седьмой новенькая. Медсестра сказала, что это девочка моего возраста. Я думала, может, ей станет легче, если мы поболтаем. Я-то знаю, как одиноко может быть в больнице.
– Ты просто ангел, – бросил Джереми ей вслед.
– Я надеюсь, Джес ничего об этом не узнает, – ответила Элизабет, – или это кончится тем, что мой нимб растает.
Направляясь по коридору, Элизабет заметила Карла и поспешила пройти мимо, не в состоянии избавиться от ощущения, что он наблюдает за ней краем глаза. Элизабет еще никому не рассказывала об этом странном санитаре, даже Тодду. А что, собственно, рассказывать? Нельзя осуждать человека только за то, что он на кого-то смотрит. Сейчас Элизабет некогда было думать о Карле – она спешила в 227-ю палату. Увидев девочку, которая лежала на кровати, она остолбенела.
Новой больной была Трисия Мартин. Элизабет с трудом верила своим глазам. Под флюоресцентной лампой Трисия казалась бледной и прозрачной, так что Элизабет видела фиолетовые вены на ее висках. Она лежала очень тихо, закрыв глаза, и лишь грудь слегка приподнималась. К ее руке была прикреплена капельница. Вдруг Трисия открыла глаза.
– О-о, – выдохнула она.
Элизабет сразу же все поняла: у Трисии не было никакой больной подруги. Она сама была той загадочной больной «подругой», о которой они говорили. Элизабет удивилась, как же она не догадалась об этом раньше. Это же было видно но болтающимся на ней платьям и теплым свитерам, в которых она ходила в школу. Под тонкой больничной простыней ее хрупкое тело выглядело изможденным. Забыв о своей тележке, Элизабет бросилась к постели Трисии и схватила ее за руку. Она была такой холодной!
– Боже мой! Трисия, почему ты не сказала мне, что больна? Что с тобой случилось?
– У меня лейкемия, Лиз, – прерывисто зашептала Трисия.
Ее глаза наполнились слезами, но она старалась не дать им волю. Она сильно сжала губы и несколько раз сглотнула. Только одна слезинка просочилась и соскользнула к виску.
– На… насколько это плохо? – Элизабет стала заикаться из-за подкатившего к горлу комка.
– Мне… мне уже не станет легче.
– Нет, Трисия! – закричала Элизабет потрясение, все еще не веря в это. Но, посмотрев на Трисию, она осознала, что это правда. В глазах Трисии застыла обреченность. Элизабет не могла больше сдерживать слезы. Они текли по ее лицу, когда она обнимала Трисию.