Когда весна придет, не знаю
Шрифт:
За окнами кашляла осень,
Простуженный ветер шлялся,
По лужам босыми ногами
С утра пробегали дожди.
Не важное было время,
Черт знает, чем я питался,
Но, бодро вставая утрами,
Я говорил: Подожди…
Я сам починял ботинки,
И ставил на брюки заплаты,
И, чтоб не заплакать от горя,
Читал юмористов на сон.
Я продал, что было, на рынке –
На жизнь не хватало зарплаты.
Мне
Кричали всегда в унисон.
Мне снились тогда конфеты
И прочие вкусные вещи.
Я позволял себе роскошь
Раз в месяц ходить в кино.
И вот заболел я летом,
Казалось мне – море плещет
И совершенно бесплатно
Дают золотое вино.
Наверно, я умер бы, если
Меня позабыли бы люди,
Не вспомнила девушка Тоня,
Которой забыть нельзя.
Она приходила, как песня,
Бульон приносила в блюде
И массу тепла в ладонях,
Чтоб я не дрожал и не зяб.
Я после узнал, что ночью,
Когда я в бреду метался,
Она пробыла со мною,
Совсем позабыв о сне.
Жизнь была носа короче,
Я смерти, наверно бы, сдался.
Милая, милая Тоня,
Как хочется плакать мне.
Ты мне меняла компрессы,
Советовалась с врачами,
Ты меня вырвала с боем,
Сердцем большим любя.
В комнате пахло лесом,
Весело булькал чайник,
Тоня была со мною,
Когда я пришел в себя.
И вот… не прошло и года,
Снова настало лето,
Мы улыбались от счастья –
Тоня должна рожать.
И наступили роды…
Трудно рассказывать это…
Ребенок не прожил часа,
Суток не выжила мать.
Осенью в хлипкую слякоть
Бродил я по городу ночью.
Думал, что сдохну от горя,
Попавши в его тиски.
Я разучился плакать;
Не плакать же не было мочи,
Но слез не хватило бы моря
Для страшной моей тоски.
На землю обрушились вьюги.
Рано приходит вечер,
Ветры заводят в снеге
Буйную карусель.
Всхлипывал ржавый флюгер
Почти что по-человечьи.
Шлялась бездомной собакой
Воющая метель.
Словно во сне проходили
Дни, месяца и даты.
Я машинально работал,
Интуитивно жил.
Ветер больших строительств,
Ветер идей крылатых,
Мысли, таланта и пота
Мимо меня кружил.
Весь перекошенный горем,
Я потерял дорогу.
Шел, как слепой, на ощупь
По паутине путей,
Рано встречая зори.
Весь от тоски продрогнув,
Я выбегал на площадь,
Выгнанный мукой моей.
И, надрывая горло,
Кричал умирающим звездам,
Что снова они вернутся,
А Тоня моя – никогда…
Изнемогая скоро,
Как рыба, глотая воздух,
Думал, что смерть спасенье,
Как пойманной рыбе – вода.
К черту послал природу,
Слепое ее движенье,
Законы бездарной смерти
Сводили меня с ума.
Я проклял седую науку
И всякое к ней уваженье.
А в мире рождались дети,
Фабрики и дома.
Поэты слагали песни.
На солнце высокое щурясь,
Великий старик Циолковский
Войну объявил небесам.
А рядом седой Мичурин
Сад насаждал чудесный,
Все деловито-просто
Творили кругом чудеса.
Я поднял дрожащие плечи,
Я стиснул виски руками,
Я сжал заскрипевшие зубы,
В уши ударил звон,
Я понял закон человечий,
Я видел прекрасное знамя –
Заря над Кремлем вставала
Символом наших времен.
Пусть налетают вьюги,
Стелют покров свой белый.
Пусть мне порою трудно
Мысли свои менять.
Сильны мои крепкие руки,
Я много могу еще сделать,
Ясно, что я не сдался –
Молодость
За меня.
Личная жизнь
(Поэма)
Где-то скучно взбрехнула собака.
С хрипом часы бьют… Кажется, восемь…
Телега проехала… Кто-то заплакал.
И снова тихо… Все то же… Осень.
Ветер кружит тусклые листья.
Слякоть…
Под глазами круги…
Отец картину знаменитой кисти
выменял на фунт муки…
……………………………………..
С монотонным, хриплым боем в спальне
в голодный год не проданных часов
шла жизнь своей дорогой дальней,
луны катилось колесо.
Дожди прошли. Где были лужи,
теперь ледок и мягкий снег.
Чудной узор из тонких кружев
мороз выводит на окне.
Змеится за окном дорога,
теряясь в ночь и холод звезд.
И со скрипучего порога
подолгу воет старый пес.
Казалось мне простым и ясным –
подрасту вот немного… А там…
Через сад, через ветхие прясла
я уйду по глубоким снегам.
И лишь только завижу город,