Когда я без тебя… (сборник)
Шрифт:
Тогда мне не хотелось вникать ни в какие философии. Мне требовалось просто забыться. Дерзил: «Ты тоже спишь с маской на лице, не забывай». Водопад держала удар: «Но мне не стыдно показаться на публике без маски! И я не сплю в маске, уже два года как перестала». — «Водопад, хорош, у каждого своя нагота! Просто у кого-то она под одеждой, а у кого-то — под кожей».
Теперь я отошел от той компании, все разбежались, жизнь больше не выталкивает на обочину. Теперь я один, сам по себе. Временами останавливаюсь покурить, оглядеться по сторонам, свериться с притяжением сердца. У меня нет другого компаса, да
Воспоминания это не так уж плохо. Прекрасное странствие в былое и совсем не такое болезненное. Там все подчинено нам, это почти рай, откуда нас не могут изгнать.
Я опять иду пешком, в знакомом, но все равно до конца неизведанном направлении. В пальцах правой руки сигарета, люди напирают навстречу. Чтобы определить, отклонится встречный вправо или влево, нужно посмотреть ему в глаза — это слишком утомительно, и я пристраиваюсь к обочине, чтобы никого не обходить. Что можно узнать из глаз идущих навстречу? Они переполнены тревогами и заботами. Я тоже хожу с напряженным лицом, даже когда пытаюсь концентрироваться на хорошем. Густая щетина отросла за выходные, сухие, потрескавшиеся губы, механические шаги, хмурый взгляд из-под низко опущенных бровей. Человеконелюб.
Не прав тот, кто утверждает, что вспоминать — значит отвергать настоящее. На первый взгляд эти слова могут показаться вполне оправданными, ведь обычно в воспоминаниях немало боли, которую заново испытываешь, возвращаясь туда. Но какими бы верными и вредными ни виделись воспоминания, все равно никто без них не обходится. Даже те, кто умудряется жить мгновением настоящего. Воспоминания, к счастью или сожалению, это не сухие осенние листья, которые будут сожжены рано или поздно.
Ты никогда их не боялась, напротив, с удовольствием обращалась к воспоминаниям при первой же возможности, подкрепляла настоящее каким-либо эпизодом из прошлого. Ты любила, чтобы во всем прослеживалась последовательность и преемственность, это я — носитель гена сумбура. Когда мы ездили в дом твоих родителей, ты водила меня по комнатам с пылом экскурсовода, открывая мне увлекательные истории детства, прошедшего в этих стенах. А когда мы курили, сплетя руки, за густыми кустами шиповника, ты шепотом признавалась, что всегда спешишь вернуться сюда, хотя когда-то отсюда бежала.
— Родительский дом — как перевалочный пункт, спокойная и приветливая гостиница для привала усталому страннику. Передохнуть и отдышаться, но не жить. Постоянно находясь на старом месте, пригреваешься в прошлом, оно-то притягательное, уютное. И глазом моргнуть не успеешь, как впадешь в вялую дремоту безволия. Чуть задержишься — потом не вырвешься. Кому хочется возвращаться во взрослую реальность, где нужно рвать, добиваться, преодолевать и не сдаваться? Никому! Никто не бежит стометровку после вкусного обеда, куда приятнее поспать часок-другой. Вот и с прошлым так. Нельзя пропустить минутку, когда пора встать и вернуться обратно.
Потом родителей не стало, в дом с шиповником переехал твой брат с семьей. Ты туда больше так и не съездила. Я подумал: наверное, избегает новых болезненных воспоминаний, не прикасается к тому, обо что легко порезаться. Однажды даже обмолвился об этом. Услышал другой ответ:
— Нет, я не боюсь воспоминаний. Просто там их уже нет, остались декорации, герои ушли. Мама больше не откроет нам калитку, папа больше не будет браниться, увидев меня с сигаретой. Мне не хватает их присутствия в родном доме. С другой стороны, чтобы вспоминать тех, кого я люблю, но больше не встречу, мне не нужно особое место.
После тебя остались твои реплики. Они настолько отчетливо проступают в моей памяти, как будто я смотрю фильм с титрами. Мне уже кажется, что это мое собственное кино, мои собственные реплики. Так вписались они в те мгновения, которые похожи на прежние. Так испытанное раньше сливается с переживаемым сейчас и утрачивает болезненность. Долгий, но стабильный процесс. Хуже с всплесками эмоций — едкими, разъедающими. Каждая вспышка — как порез на сердце. Вроде незначительная, но все равно резкая боль.
44
Попутный ветер подгоняет время, и я ускоряю шаг — пытаюсь не опередить его, хотя бы идти с ним в ногу. Так бывает: кажется, что контролируешь время — отслеживаешь границу между «еще успею» и «черт, опаздываю». Но оно все равно обманет, придет первым. Самые большие иллюзии мы испытываем в связи со временем, неподвластным ничему, неумолимым, безжалостным. Еще и жадным. А может, с нами так и надо?
Время делится с нами сущими пустяками, мгновениями, а мы играем в вечность под светилами. Больше мгновений нам все равно не отхватить, остальное — смешные попытки продлить свою крошечную жизнь в игре. Моя бабушка всегда сетовала, что так и не научилась управляться со временем: «Время, конечно, неплохой доктор души, но тело такому доктору не доверишь… Я на него злюсь из-за того, что боюсь не успеть. Мы вот с дедом посадили хурму, и так хочется увидеть тень от широких ветвей дерева… И твоей бы свадьбы дождаться, внуков за ручку поводить. Тут бы поторопить, а там замедлить — а ничего не поделаешь, приходится принимать как есть».
Месяцы кажутся короче дней. Когда-то с тобой мне хотелось растянуть сутки вдвое, чтобы в два раза больше быть с тобой, читать твои мысли по глазам и даже видеть, как ты хмуришься и пожимаешь плечами, если я признаюсь, что задержусь на работе. Подобные новости, конечно, тебя расстраивали, но я их озвучивал с надеждой увидеть твои насупившиеся брови. Это было еще одним подтверждением любви. Мужчине приятно знать, что женщину огорчает его отсутствие. Лелеем свой эгоизм.
Мне трудно верить словам, предпочитаю верить поступкам. Последствия прошлого, когда приходилось одному вытаскивать занозы обид, предательств со стороны людей, казавшихся верными. Я делал это в стойком молчании, а подмывало заорать, послать грубо тех, кто этого вполне заслуживал. Ни слова. Мужчина должен оставаться мужчиной.
Я слишком идеализировал чувства людей, они все казались мне искренними. Осознание обратного пришло по ходу жизни и в итоге сделало из меня двукратного мирового чемпиона по цинизму, не верящего в извинения и обещания «больше уже никогда». Тебе удалось превратить мои сомнения в смешные заблуждения.