Шрифт:
Издательство АЗБУКА®
Предисловие
Джоан Г. Робинсон родилась в 1910 году – второй ребенок из четверых в адвокатской семье. Ее раннее детство прошло в пригороде Хэмпстед-Гарден [1] . Она посещала семь разных школ, но экзаменов не сдавала. Джоан всегда хотелось быть книжным иллюстратором. Начало ее карьере положила серия из четырнадцати книжек для малышей. В дальнейшем она стала иллюстрировать книги для ребят постарше. Вышла замуж за Ричарда Дж. Робинсона, коллегу-художника, и впоследствии обрела международную известность благодаря серии книг «Тедди
1
Район на северо-востоке Большого Лондона – когда родилась писательница, его застройка едва успела начаться.
В 1968 году книга «Когда здесь была Марни» номинировалась на медаль Карнеги. Джоан всегда писала о девочках, страдавших от недостатка любви. О книге «Когда здесь была Марни» она говорила так: «Можно много книг написать, но вашу душу заключает в себе лишь одна из них!»
Глава первая
Анна
Миссис Престон поправила на Анне шляпку. Вид у миссис Престон был по обыкновению озабоченный.
– Веди себя хорошо, – сказала она. – Желаю приятно провести время. Непременно возвращайся здоровой, веселой, подзагоревшей!
Она обняла девочку и поцеловала на прощание. Миссис Престон очень хотела, чтобы та почувствовала себя защищенной, окруженной заботой и любимой.
Анна, однако, ощущала это ее старание, и оно было ей неприятно – словно какая-то стена воздвигалась между ними. Получалось, что в последний момент вся искренность прощания куда-то улетучивалась. У других детей всякие объятия и поцелуи получались как-то сами собой. Анна знала, что миссис Престон весьма порадовало бы нечто подобное, но не могла ничего с собой поделать. Она лишь стояла, замерев, у открытой двери вагона, держа в руке саквояж и очень стараясь изобразить на лице обычное выражение. Скорей бы тронулся поезд!
Для Анны это, может, и было обычное выражение лица, а вот миссис Престон казалось, что девочка застыла с каменной физиономией. Ну что тут прикажете делать? Дама вздохнула и заговорила о вещах более приземленных:
– Поставишь саквояж на багажную полку. Комикс у тебя в кармане плаща. – Миссис Престон порылась в сумочке и протянула Анне сверток: – Возьми, золотко. Тут шоколадка, чтобы тебе в дороге не скучать, и бумажные салфетки – ротик вытереть.
Локомотив свистнул. Носильщик принялся закрывать вагонные двери. Миссис Престон легонько подтолкнула девочку в спину:
– Ступай, милая. Сейчас поедешь.
«Пихается еще!» – проворчала про себя Анна и полезла в вагон.
По-прежнему без улыбки она выглянула в окно купе.
– Передавай большой привет миссис Пегг и Сэму, – напомнила миссис Престон. – Скажи им, я надеюсь вскоре приехать… с однодневной экскурсией, если получится…
Поезд плавно двинулся вдоль перрона. Миссис Престон заторопилась:
– Когда доберешься, обязательно пришли мне открытку! Не забудь, тебя в Хичеме встречать будут! Смотри внимательней, не потеряйся! А еще у тебя пересадка в Кингс-Линне, там трудно запутаться. У тебя во внутреннем кармане саквояжа лежит открыточка с маркой… просто чтобы я знала, что ты добралась благополучно… До свидания, золотко, будь хорошей девочкой!
Она уже бежала рядом с вагоном. Вид у нее был непривычно жалкий, почти умоляющий. Анна поневоле смягчилась – и весьма вовремя.
– До свидания, тетушка! – прокричала она, высунувшись в окошко. – Спасибо за шоколадку! Всего доброго!..
Девочка успела заметить, как при слове «тетушка» обеспокоенное выражение на лице миссис Престон сменилось улыбкой. Еще бы, такого она от Анны точно не ожидала. Потом состав набрал скорость… и станция скрылась за поворотом.
Анна уселась на свое место, даже не оглядевшись по сторонам. Отломила четыре квадратика шоколада. Убрала остаток плитки в карман вместе с упаковкой салфеток. Открыла комикс…
До Кингс-Линна было целых два часа. Даже больше. Надо просто сохранять «обычный» вид, и, если повезет, с нею никто не заговорит. Она будет просто читать комикс и смотреть в окошко, ни о чем не думая.
Ни о чем не думать – в последнее время это успело стать ее любимым занятием. И отчасти причиной, по которой она сейчас катила в Норфолк, чтобы пожить с мистером и миссис Пегг. Не единственной причиной, конечно, только остальные объяснить было бы трудно. Ну не было у нее в школе задушевных подружек. Ну не хотелось ей никого на чай приглашать. И ее меньше всего волновало, что другие ее тоже не приглашали.
Вот в это последнее миссис Престон никак не могла поверить. Она только и делала, что восклицала: «Да что же за безобразие! Неужели все правда отправились на каток, а тебя не позвали?» Вместо катка это мог быть киносеанс, зоопарк, загородная прогулка, поиск сокровищ – нужное подчеркнуть. «Что же ты сама им не намекнешь? – переживала миссис Престон. – В следующий раз непременно дай знать, что ты тоже пошла бы! Почему не сказать: „Девочки, возьмете меня, если местечко найдется? Я с радостью!“ Если все время молчать, как же они узнают, что тебе тоже хочется!»
Но вся штука была как раз в том, что Анне вовсе и не хотелось. В смысле – больше не хотелось. Она не взялась бы втолковать этого миссис Престон, но сама отчетливо понимала: задушевные подружки, чаепития и все прочее были… ну… для тех, кто находился внутри некоего волшебного круга. Анна же определенно пребывала вне его. За чертой. Поэтому ее это все не касалось. Вот так. Все очень просто.
Другим вопросом было «тыдажеинепытаешься». Именно так, одним длинным словом. За последние полгода Анна столько раз слышала эту фразу, что она слилась для нее в единое целое. «Анна, ты даже и не пытаешься!» – каждый день вещала мисс Дэвисон, их классная дама. Даже в годовом табеле так написала. А дома то же самое твердила миссис Престон.
«Я совсем не имею в виду, что с тобой что-то не так, – говорила она. – В смысле, ты ничем не хуже других девочек. Ты умненькая… просто это твое свойство… – И звучало ключевое слово: – Тыдажеинепытаешься! Ты же так всю свою будущность можешь профукать…»
Если же ее спрашивали об Анне – где она будет дальше учиться и всякое такое, – миссис Престон отвечала: «Ах, право, даже не знаю! Эта девочка дажеинепытается! Что с ней делать – просто ума не приложу…»
Анну это вовсе не волновало. Ее вообще ничто особенно не волновало. Зато ужасно беспокоило всех остальных. Первой захлопала крыльями миссис Престон. Потом – классная. И наконец – доктор Браун: его вызвали, когда у нее обнаружилась астма и она целых две недели не ходила в школу.