Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Не теряй надежду: помни — таких, как мы, убить трудно. Копай — может что-нибудь найдёшь.
Рука Трабла коснулась локтя сержанта:
— Там, на берегу, — пророчил Горе, — Среди соснового бора, есть тихая лужайка, окружённая густым ельником. Брусника и вереск растут на ней. Место силы.
* * *
«Благословен будет хлеб, что посадили мы и растим; и дети, коих зачали мы, родили и воспитываем; всякая скотина, что приносит нам... даёт нам... поёт нам... Блять...»
Слова молитвы путались у Сольке в голове — сами собой складывались
«Благословен будет и путник и оседлый; добродетельный и грешник...»
Священные стихи таяли, создавая в сознании полнейшую белиберду.
Сосредоточенный взгляд стальных глаз упал вниз, на вскопанную землю. Там, среди грядок, ползала огромная лягушка — коричневая с зелёными полосками. Сольке прицелилась и точным ударом лопаты отрубила ей голову.
«Ибо нет различия между добром и злом, грехом и благодатью, аки суть всех вещей — пустота».
— Иисус любит тебя, — сообщила она обезглавленному трупику.
Потом с гордостью оглядела огород. Высокие заросли кукурузы. Густые кусты картофеля. Тыквы, размером с человеческую голову. Округлые дыньки, распухшие персики, огромные напряжённые баклажаны.
В этом году богатый урожай. Ещё богаче чем в прошлом. Прошлом…
Сольке задумалась, погрузилась во мрак, вороша густой пепел воспоминаний. Она не могла вспомнить прошлой осени и прошлого урожая. Ничего, что связано с прошлым.
Хотя...
Ладно, довольно бессмысленных попыток — пора идти в дом — в просторную светлую кухню — настало время готовить ужин для родных: Тебриус и Неверенка скоро вернутся домой из церкви, где они помогают Благочестивому Йонасу — украшают помещение к Празднику Урожая.
— Здравствуйте, фрау Сольке, — раздался звонкий девичий голос.
Женщина с глубокой сединой в густой шевелюре нечёсаных волос медленно развернулась, изобразив на хмуром лице радушную улыбку.
На её огород пожаловала Марайя — дебелая девица лет восемнадцати — на курносом носу буйно цвела россыпь разноцветных прыщей. От этой девки вечно пахло едким застоявшимся потом.
— Здравствуй Марайя, — произнесла Сольке.
— Все наши украшают храм, — поведала девчонка, — Украшают к Празднику Урожая; там и Тебриус и Неверенка.
— Я знаю, — кивнула Сольке, — Но почему же ты им не помогаешь? Почему сбежала?
— Я слышала что вечером, в преддверии праздника, где-то здесь, на опушке таинственной чащи, что за гнилым болотом, распускается цветок чольсы, хотя многие уверяют, что это лишь сказка. Я решила пойти к самой мудрой женщине в нашем селении и узнать, правда ли это. Было бы неплохо украсить этим цветком алтарь Спасителя. Что вы знаете о цветке чольсы, фрау Сольке?
— Всё! — хищно улыбнулась Сольке, — Я знаю о нём всё. Хочу похвалить тебя, моя сладенькая: ты — воистину благоверная истинная последовательница святого пути Чёрного Иисуса. Ты права: прямо сейчас, в эти минуты, на опушке туманной чащи, что за гнилым болотом, распускается магический цветок чольсы. Хочешь, я пойду с тобой и помогу найти это сокровище?
— Конечно, фрау Сольке, — раскрасневшаяся Марайя брызнула восторженными слюнями благодарности.
Сольке поморщилась, отёрла физиономию и мягко спросила:
— А кто-нибудь знает, что отправилась в лес на поиски таинственного цветка?
— Конечно нет, фрау Сольке, я хотела приготовить всем сюрприз.
— Какая же ты умница, — радостно ухмыльнулась фрау, — Погоди здесь: я лишь сниму с огня котелок с похлёбкой.
Она метнулась в дом, на кухню. Выдвинула ящик комода, схватила нож, проверила остриё, отбросила в сторону. Вынула другой — в сторону. Третий...
Взгляд стальных глаз упал на стену: на ржавом гвозде висел мрачный серп. Сольке собственноручно наточила оружие и берегла его до особого случая.
— Никто не знает, что ты здесь застряла, — хихикнула кривушка и, спрятав жнец в складках красного сарафана, вышла прочь из кухни.
— Пойдём, моя милая, и найдём таинственный цветок чольсы.
* * *
— Слышь, Холод... — худощавый мужчина в кольчужной рубахе с трудом приподнялся на локте, оглядывая место побоища, — Кажется эти уроды сломали мне два ребра, а может и три.
Он поднёс к лицу кисть левой руки и с удивлением уставился на обрубок указательного пальца. Потом побледнел и вновь упал лицом в грязь.
— Ты легко отделался, Ветер, — белобрысый коротышка ожесточённо пыхтел, силясь выдрать из ляжки стрелу с цветным оперением, — Но согласись: знатная получилась возня.
— Клёвая битва, — поднял заляпанное грязью лицо худощавый.
С неба, неторопливо кружа, спустился гигантский ворон.
— Мог бы и помочь, скотина, — приветствовал его Ветер, — Нас тут чуть не поубивали.
— Был занят, — каркнула птица, — Но не печальтесь: вы, ребята, не выглядите побеждёнными — вы выглядите избитыми. Где Кухулин и Донна?
— Оба быка там, — Холод бросил окровавленное древко в сторону огромной груды порубленного мяса.
— Вот, блять, — Ворон поворошил клювом кровавый фарш, — Морри же просила живьём.
— Не вышло, — сплюнул кровавую слизь Ветер, — Перед смертью пёс Куланна испросил отдыха и, пока мы сопели друг напротив друга, он поведал нам историю об отвергнутой им любви некой могущественной ведьмы в алом платье. Знаешь об этом что-нибудь, Грим?
— Первый раз слышу, — открестился ворон.
— Что толку с ним говорить? — вопросил Холод, — Он же и сам баба — та, в чёрном платье с перьями.
— Не городи хуйни, — отрезал ворон, — Так что там с драмой?
— С трагедией, — поправил птицу Ветер, — Кухулин предпочёл помереть, нежели снова оказаться в её объятиях. Он нам поведал, что его возлюбленная приглашает к ним в постель ещё двух своих подруг — рослую блондинку и миниатюрную брюнетку.
— Ну и? Что было дальше?
— Мы ему ответили и он, сопровождаемый своим рогатым чудищем, вновь яростно бросился на нас.