Коготь миротворца
Шрифт:
Наконец мы вступили в самое узкое и глубокое из ущелий, и в конце его, в чейне или около того от места, где лунный свет скользил по крутой стене, я увидел темный проем. Здесь ручей брал свое начало, словно слюна, изливающаяся из отверстого рта обращенного в камень титана. Я нашел на берегу клочок суши, где мог уместиться мой конь, и привязал его повод к карликовому дереву.
Когда-то, без сомнения, ко входу в каменоломню поднимались по деревянной лестнице, но она уже давно сгнила и обрушилась. Хоть древняя стена казалась неприступной, я все же сумел отыскать на ней несколько точек опоры и медленно пополз наверх.
Я уже дотянулся руками до края провала, когда услышал (или же мне показалось, что услышал)
Долина казалась мирной и сонной. Потом я увидел, как мой конь тронулся с места – на мгновение в лунном свете появилась его гордая голова и настороженные уши, – поэтому я решил, что это он бьет подкованным копытом о землю, недовольный слишком короткой привязью. Я подтянулся и перевалился в каменный лаз, и это, как я понял впоследствии, спасло мне жизнь.
Любой человек, сохраняющий хоть каплю разума и знающий, куда ему предстоит попасть, запасся бы лампой и свечами. Но я был настолько потрясен известием о воскрешении Теклы из мертвых, что мне это и в голову не пришло. Я двинулся вперед, в темноту. Через дюжину шагов лунный свет, проникавший из долины, совсем померк. Я брел по воде – как раньше, когда вел коня вверх по ручью. «Терминус Эст» висел у меня на левом плече, но я не опасался намочить его – свод был так низок, что мне приходилось идти, согнувшись вдвое. Так я продвигался довольно долго, не переставая тревожиться, что выбрал не ту дорогу, и Текла будет тщетно ждать меня где-нибудь в другом месте.
Глава 6
Синий свет
Я настолько привык к звуку струящейся воды, что, спроси меня кто-нибудь в тот момент, я предположил бы, будто иду в полной тишине, но когда узкий туннель внезапно открылся в просторную пещеру, я сразу догадался об этом по изменившемуся тону журчания воды, хотя меня по-прежнему окружала все та же непроглядная тьма. Я сделал шаг вперед, потом другой и смог распрямиться – теперь над головой не нависал каменный свод. Я поднял руки – ничего; взял «Терминус Эст» за ониксовую рукоять, не вынимая его из ножен, и пошарил вокруг клинком – ничего.
Тогда я совершил то, что вы, читающие эти строки, сочтете невообразимой глупостью. В свое оправдание должен напомнить: в письме было сказано, что стража предупреждена о моем появлении и не причинит мне вреда. Я стал выкрикивать имя Теклы.
И эхо откликнулось:
– Текла… Текла… Текла…
Потом снова тишина.
Я вспомнил, что мне следовало найти место, где вода вытекает из стены, а я его до сих пор не обнаружил. Может быть, этот ручей так же долго вьется здесь, по подземным галереям, как снаружи – по долинам. Я снова двинулся вперед, но, опасаясь падения, ощупывал при каждом шаге землю ногой.
Я прошел не более десяти шагов, когда услышал отдаленный, но явственный шум, который не заглушала плавно текущая вода. Еще шагов через десять я увидел свет.
Этот свет не был изумрудным сиянием сказочных лунных лесов, как не был и красноватым пламенем факелов или золотистым отблеском свечей, которыми могли бы освещать путь стражники, он не походил даже на пронзительно-белый луч, тот, что я иной раз видывал в ночи, когда флайеры Автарха кружили над Цитаделью. Скорее он представлял собой нечто вроде светящегося тумана, то бесцветного, то зеленовато-желтого. Невозможно было оценить, далеко ли он или близко. Казалось, он вообще не имеет источника. Мгновение он колебался перед моими глазами, и я рванулся к нему по воде. Потом появилось еще одно мерцающее пятно.
Мне нелегко сконцентрироваться на том, что произошло в несколько следующих минут. Вероятно, у каждого из нас в подсознании таится что-либо ужасное – так в нашем подземелье, на самом нижнем его уровне, обитали узники, чей разум давно подвергся разрушению или трансформировался в сознание, не имеющее ничего общего с человеческим. И точно так же, как эти узники, наши воспоминания о пережитом ужасе вопят и молотят о стену своими цепями, но их почти никогда не извлекают из бездны на божий свет.
То, что я пережил под землей, всегда неотступно следует за мной. Иногда мне удается надежно запереть подспудные глубины памяти, но время от времени они вторгаются в сознание. (Не так давно, когда ночью «Самру» проходил вблизи устья Гьолла, я смотрел за борт. Я видел, что каждый раз, когда весло погружается в воду, появляется пятно фосфоресцирующего света, и на миг мне показалось, что те, из-под холма, все-таки пришли за мной. Теперь я обладаю властью над ними, но и это не умалило моего страха.) Как я уже говорил, к первому источнику света присоединился второй, потом третий, четвертый, но я все равно шел вперед. Скоро их стало бесчисленное множество, но, поскольку я не знал, что это такое, они успокаивали и вселяли надежду. Я думал, что каждый из этих приглушенно сияющих огней, должно быть, исходит от какого-то неизвестного мне источника в руках тех самых стражей, о которых говорилось в письме. Пройдя еще дюжину шагов, я увидел, что отдельные вспышки собираются воедино, образуя нечто вроде стрелы, острие которой было обращено в мою сторону. Потом я услышал рев, хоть и весьма неотчетливый, напоминавший тот, что обычно доносился из башни, называемой Медвежьей, когда там начинали кормить зверей. Даже тогда, наверное, мне удалось бы спастись, если бы я немедленно бросился бежать от этого света Но я медлил. Рев приближался. Теперь он уже не был похож на звериное рычание – скорее такие звуки могла бы издавать совершенно обезумевшая от ярости толпа. Я увидел, что отдельные световые пятна не бесформенны, как мне казалось раньше. Каждое из них имело очертание звезды с пятью неравными лучами.
И вот тогда – слишком поздно – я рванулся назад. К этому времени неверный свет, исходивший от звезд, стал достаточно сильным, и я увидел расплывчатые контуры предметов, которые окружали меня. По обеим сторонам громоздились прямоугольные глыбы, наводя на мысль, что они – создания рук человеческих. Казалось, я попал в пределы погребенного града (только здесь не было разрушений, вызванных тяжестью многих слоев почвы), где рудокопы Сальтуса добывают свои сокровища. Меж этих глыб стояли группы невысоких узких колонн, объединенных той же беспорядочной регулярностью, что я не раз отмечал, глядя на поленницы дров – когда каждое полено торчит, и все же вместе они образуют единое целое. Колонны излучали мягкое сияние, отражая мертвенный свет движущихся звезд, превращая его в менее зловещий или по крайней мере – более красивый.
С минуту я гадал, что это за колонны, потом снова перевел взгляд на звездные фигуры и в первый раз разглядел их по-настоящему. Играла ли когда-нибудь с вами дурную шутку ночь – когда вы стремитесь к тому, что кажется освещенным оконцем деревенского домика, а вместо этого упираетесь в бойницу могучей крепости? Или, быть может, вам приходилось карабкаться, оступаясь, скользя и едва не падая, по круче, а потом взглянуть вниз и увидеть под ногами невообразимо глубокую бездну? Если да, вы поймете, что я почувствовал в ту минуту. Звезды являлись не просто вспышками света, они имели человеческую форму и казались маленькими лишь потому, что пещера была огромной. Я даже не мог представить, что могут существовать столь обширные помещения. И эти люди, не похожие на людей – со слишком широкими плечами, пригнувшиеся к земле, – двигались прямо на меня. Это они издавали неописуемый рев.