Кок'н'булл
Шрифт:
Но когда она открыла ему дверь, до этого еще было несколько недель и предстояло еще несколько групповых занятий. А пока она пригласила его войти. Дэн куда-то свалил, чтобы приготовиться к встрече. Он до сих пор не избавился от подростковой неуклюжести, заставляющей робеть перед каждым новым знакомством. Дэйв 2, уютно пристроившись на кухне с чашкой растворимого кофе и сигареткой, вещал: «Он чудовищно молод, но уже хлебнул свое, Кэрол, дорогуша, это может стать для него поворотным моментом».
Дэйв 2 наклонился над кухонным столом и деликатно взял запястье Кэрол большим и указательным пальцами огромной, покрытой веснушками ручищи. Это был характерный для Дэйва 2 жест, и его, как обычно, сопровождал особый, еще более задушевный тон. Понизив бархатистый, проникновенный голос, он сказал: «Ты как будто вся не в себе, дорогая.
Кэрол чуть не передернуло. Единственное, чего она хотела, — это чтобы его пальцы перестали сжимать ее запястье. Она сказала: «Да не знаю. Не так уж все и плохо». Но Дэйв 2 ответы типа «не так уж плохо» всерьез не воспринимал. Этот человек был твердоубежден, что слово «хорошо», например в сочетании «у меня все хорошо», — это всего лишь акроним, который расшифровывается как: Хронически Одинок Разбит Отчаянием Шиза Обуяла. И действительно, когда Дэн стал постоянным членом группы св. Симона и Дэйв 2 пристроил его оформлять плакаты, тот старательно выводил зажатым в тонких пальцах маркером расшифровку этой аббревиатуры. На одних интерпретацию писал шрифтом с засечками, на других — без. Все равно примерно тем же Дэн зарабатывал на жизнь.
Поэтому Дэйв 2 не оставил реплику Кэрол без внимания и поднажал: «Ты говоришь, дорогая, что не так уж все и плохо, но я вижу, что здесь-то у тебя болит». Дэйв 2 оторвал ручищу от запястья Кэрол и прижал ее к груди в районе сердца. Его огромный рябой подбородок и щеки исказились в гримасе, которая, очевидно, должна была восприниматься как выражение глубокой симпатии и даже сострадания… да, сострадания, и, не встретив никакого отпора со стороны Кэрол, он продолжал: «Я очень хорошо представляю, что ты чувствуешь. Я прошел через это — когда тебе абсолютно безразлична судьба человека, которого, как тебе казалось, ты любил. Абсолютно безразлична. Вот что с нами делает эта проклятая болезнь, милая моя…» Вот это было в точку. Даже Кэрол не смогла удержаться и прямо-таки содрогнулась от потрясающей точности душевного диагноза, навскидку поставленного Дэйвом 2. В момент создавшегося взаимопонимания Дэйв подцепил ногтем болячку ее безразличия, обнажив болезненную рану. Конечно же, едва ли можно предположить, что Дэйв 2 знал, что объектом ее настоящей и непрерывной тревоги был совсем не Дэн, и даже не их союз, а исключительно хрящеватый отросток, который сидел себе спокойненько в самой сердцевине между бедрами.
Растворимый кофе был выпит, и, когда вышел тоненький, завернутый в свой модный кожаный пиджак Дэн, предложение Дэйва 2 присоединиться к ним вызвало у Кэрол не более чем намек на сопротивление. Предполагалось, что во время их занятий в группе Анонимных Алкоголиковона будет ходить в заседавшую там же группу родственников алкоголиков — АнАлов,весьма гармонично сочетавшуюся с основной.
Атмосфера, царившая на занятиях АнАлов,стала откровением для Кэрол. Тут были близость и чувство общей цели, которые она испытала на себе при попытке повысить свою сознательность с Беверли в Ланстефане, но тут же были и социальные основы, и чувство организации, которые больше напоминали ей сельский кооператив ее отца.
Ее поразила откровенность этих кондовых англичан, которые, сидя в вязаных кофтах и плащах, в деловито-исповедальной манере описывали самые отвратительные сцены пьянства, сексуального насилия и бытовухи.
Высокая грустная дама в бежевом костюме, задыхаясь, торопливо повествовала о безумных надругательствах, которые ее муж, уволенный за пьянку моряк, проделывал над ее отверстиями при помощи различных твердых и стеклянных предметов, как то: пивные бутылки и тому подобное.
Средних лет педагог, интеллектуал с редеющей шевелюрой и бифокальными очками в роговой оправе, на славу постарался, чтобы ясно и по существу изложить подробнейшее досье, которое он заставил себя составить на собственную шестнадцатилетнюю дочь. Оно состояло из череды рвотных извержений, поливаний, опорожнений прямой кишки и добровольных половых актов, в которых она участвовала на глазах у своего обезумевшего от бессилия (в обоих смыслах) папаши.
Ни в этот вечер, ни в следующий, а лишь на третий раз Кэрол почувствовала себя достаточно раскрепощенной, чтобы представить
За неделю Дэн и Кэрол посетили по шесть занятий каждый в своей группе, и оба чувствовали, как идеология Анонимных Алкоголиковпросачивается в них, как формирует их жизни. В этих группах-близнецах было что-то очень обнадеживающее: обычные люди собирались на галерее старинной церкви, садились на поставленные в кружок металлические стулья с сиденьями цвета хаки. Группа АнАловсобиралась в отдельной комнате, предназначенной для воскресной школы, и, пока Кэрол грела уши рассказами об обыденных драках и содомии, ее выцветшие голубые глазки блуждали по стенам, завешанным детскими коллажами букв алфавита и прилепленными красной и золотой лентами наивными картинками на библейские сюжеты, — викарий постарался.
Они пили растворимый кофе и курили сигареты пачками; деловая активность группы, ограниченная составлением расписания дежурств по кофе и продаже брошюр, все же требовала неких функций казначея, именно эти простые рутинные обязанности и привлекли Кэрол. Что же касается катарсиса, достигаемого путем рассказа о самой сокровенной боли, страхе и желании в присутствии целой компании едва знакомых людей, Кэрол испытала и его, несмотря на то что ее терапевтический арсенал был сильно ограничен редким талантом к приспособленчеству.
Однако это не должно нас удивлять. Мы же знаем Кэрол именно такой. Мы и раньше отмечали ее склонность всегда идти по пути наименьшего сопротивления. Так давайте же оставим ей возможность спокойно исповедоваться, когда ей захочется. В конце концов, это может помочь ей с другой, более интимной и неотложной проблемой.
Пока Кэрол вписывалась в ситуацию, Дэн на свой манер — тихо и без эффектных выступлений — был занят тем же. Со дня пришествия Дэйва 2 и его первой встречи в св. Симоне Дэн не пил. Признать свое бессилие перед алкоголем — первое и основное утверждение члена АА — ему было совсем несложно. Еще со студенческих лет, проведенных в Стоурбридже, Дэн отчетливо ощущал, что его осознанная воля оставалась беспомощной марионеткой, безжизненно болтающейся на невидимых нитях, пока ее не оживит пиво Lamot.Это WD40го души текло из банки, и под узким лбом Дэна сгущалось молочно-белое облако. Через несколько часов из этого облака появлялся джинн, хихикающий старик, который и манипулировал марионеткой Дэном, дергая его то так, то эдак.
Как и Кэрол, Дэну было сложно говорить на занятиях АА. Однако, в отличие от нее, ему нечего было скрывать. Напротив, в Дэне между его невнятностью, комплексами и недалекостью умещалась добропорядочность, что, к счастью, является редким сочетанием, иначе мы скучали бы еще больше, чем теперь. Нет, Дэну попросту часто нечего было сказать. Однако, если в катарсисе не было необходимости, Дэн, по крайней мере, узнал, что алкоголизм — это болезнь. Болезнь со своей этиологией и патологией. Болезнь, признанная самим ВОЗом — Всемирной организацией здравоохранения. Болезнь, занесенная в справочник Observer…В ААему сказали, что болезнь эта хроническая и неизлечимая, и это была безусловно отрицательная сторона. Положительная составляющая заключалась в том, что симптомы данной болезни можно полностью блокировать путем регулярного посещения занятий АА истрожайшего воздержания. Прежде чем эта Благая Весть дошла до Дэна, он и впрямь боялся, что его сознание, такое же хрупкое и податливое, как бумажные фигурки, которые он мастерил, вполне может оказаться на грани и самопроизвольно смяться в бумажный комок безумия.