Колчак
Шрифт:
Ещё спокойнее, чем городские низы, отнеслось к установлению диктатуры крестьянство. Правда, из Иркутской губернии шли сообщения о том, что омский переворот населением «был принят как монархический, заговорили о реставрации, пало поступление налогов». [996] Но это было явное искажение действительности, поскольку губернаторское место в Иркутске занимал эсер П. Д. Яковлев.
Кадетская конференция, работавшая 18 ноября последний день, послала восторженное приветствие новой власти. [997] На следующий день о поддержке правительства Колчака заявил Омский блок, в том числе входившие в него социалистические группы. [998] Приветственные телеграммы приходили от многих воинских частей. С Дальнего Востока пришли телеграммы от Хорвата и Иванова-Ринова, которые уведомили адмирала о полной своей лояльности. [999]
996
Там
997
Красные зори. 1923. № 4. С. 88.
998
Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 2. С. 34–35.
999
АРР. Т. X. С. 300; Государственный переворот адмирала Колчака. С. 79.
Но возникли и трудности. Из Уфы, от Совета управляющих ведомствами, который упорно отказывался самораспуститься, на имя Вологодского пришла телеграмма с требованием «освободить арестованных членов правительства, объявить врагами родины и заключить под стражу виновников переворота, объявить населению и армии о восстановлении прав Всероссийского временного правительства». В противном случае авторы телеграммы угрожали объявить Вологодского «врагом народа», довести об этом до сведения союзников и мобилизовать силы для свержения «реакционной диктатуры». [1000]
1000
Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 2. С. 6.
Зашевелились и члены Учредительного собрания, съехавшиеся в Екатеринбург. 19 ноября все они (человек 60–70) устроили экстренное заседание в гостинице «Пале-Рояль» (в маленьком уездном городке в ходу были парижские названия). После бурных дебатов съезд членов Учредительного собрания постановил «образовать из своей среды комитет… уполномочить его принимать все необходимые меры для ликвидации заговора, наказания виновных и восстановления законного порядка и власти на всей территории, освобождённой от большевиков». «Всем гражданам, – говорилось в резолюции, – вменяется в обязанность подчиняться распоряжениям комитета и его уполномоченных». В состав комитета вошли почти одни эсеры: В. М. Чернов, В. К. Вольский, Н. В. Фомин и др. Одновременно была принята и другая резолюция, не столь многословная, но деловая: «…тотчас же захватить типографию одной из буржуазно-реакционных газет» и отпечатать там воззвание против Колчака. [1001]
1001
Мельгунов С. П. Указ. соч. Ч. 2. С. 173.
Воззвание было напечатано, попало в войска, и вскоре в «Пале-Рояль» явились солдаты одного из сибирских полков, чтобы бить учредиловцев. Полному разгрому гостиницы помешал Гайда. Он разместил в ней роту чехословацких солдат, а учредиловцам посоветовал в 24 часа покинуть Екатеринбург. Члены Учредительного собрания выехали в Челябинск, к генералам Сыровому и Дитерихсу. [1002]
И тот и другой тёплых дружеских чувств к Колчаку не питали. (Дитерихс, впрочем, не жаловал и Директорию.) К тому же они должны были учитывать позицию своего политического руководства – Отделения Чехословацкого Национального совета в России. Главные его деятели во главе с Б. Павлу в это время отправились во Владивосток встречать военного министра Чехословацкой республики генерала М. Р. Штефанека, который должен был совершить инспекционную поездку в Чехословацкий корпус. В отсутствие их другие члены Отделения, гораздо более левые, приняли официальное заявление, в коем осудили переворот 18 ноября и выразили надежду, что «правительственный кризис, созданный арестом членов Временного правительства, будет разрешён законным путём». [1003]
1002
Там же. С. 174–176; РГВА. Ф. 40169. Оп. 1. Д. 1. Л. 178.
1003
РГВА. Ф. 40169. Оп. 1. Д. 1. Л. 181 об. – 182.
Ввиду всего этого Сыровой и Дитерихс долгое время не признавали Колчака верховным правителем и главнокомандующим. Причём Дитерихс выражался даже более резко и определённо. [1004] Сразу после переворота чехи намечали провести военную демонстрацию против Омска, [1005] но быстро одумались, увидев, что союзники этому не сочувствуют.
Англичане, в своё время негласно осведомлённые о заговоре, поддержали Колчака с самого начала. Полковник Уорд сообщил ему, что расквартированный в Омске английский батальон находится в его распоряжении. Полковник Фассини Комосси, командир итальянского батальона, прибывшего в Красноярск, приветствовал Колчака как верховного правителя. [1006] Позиция других союзников, в том числе американцев, французов и японцев, была сдержанно-выжидательной. [1007]
1004
См.:
1005
Мельгунов С. П. Указ. соч. Ч. 2. С. 179.
1006
Государственный переворот адмирала Колчака. С. 49.
1007
См.: РГВА. Ф. 40169. Оп. 1. Д. 1. Л. 182 об.
24 ноября в «Правительственном вестнике» была опубликована декларация, подписанная Колчаком и членами правительства. В ней торжественно провозглашалось: «Считая себя правомочным и законным преемником всех бывших до конца октября 1917 года законных правительств России, правительство, возглавляемое верховным правителем адмиралом Колчаком, принимает к непременному исполнению, по мере восстановления целокупной России, все возложенные на государственную казну денежные обязательства, как то: платёж процентов и погашений по внутренним и внешним государственным займам, платежи по договорам, содержание служащих, пенсии и всякого рода иные платежи, следуемые кому-либо по закону, по договору или по другим законным основаниям». После этого французские представители заметно подобрели, а чехи поубавили свой гонор.
Учредиловцы, высланные Гайдой из Екатеринбурга, в Челябинске ничего не добились. Чехи были заняты какими-то своими делами и почти не обращали на них внимания. Решено было ехать в Уфу, под крылышко Совета управляющих ведомствами бывшего Комуча.
Здесь разрабатывались планы провозгласить Совет управляющих правительством Европейской России, взять под свой контроль золотой запас, вывезенный из Самары, и двинуть на Колчака некоторые части Народной армии, сняв их с фронта. Чешское командование энергично противодействовало этим мерам, уверяя, что с Колчаком оно само разберётся, но как-то всё откладывало это дело. Тем временем учредиловцы и члены Совета управляющих вели пропаганду против Колчака в народе и войсках, задерживали телеграммы из Омска, стараясь прервать его связь с фронтом, Оренбургом и Уральским казачеством, делали попытки выемки финансовых средств из отделений Банка.
3 декабря из Омска был передан приказ Колчака об аресте бывших членов Самарского Комуча и Совета управляющих ведомствами. С этой целью из Челябинска в Уфу был послан 41-й Уральский полк. Сыровой негласно предупредил эсеров, и их лидеры успели скрыться. Военные арестовали и доставили в Омск около 30 деятелей бывшего Комуча. Колчак, просмотрев списки арестованных, сразу увидел, что все они – случайные люди, никто из них не подписывал телеграмму Вологодскому. Верховный правитель вызвал министра юстиции и спросил: «Что делать с этими лицами?» Старынкевич ответил, что надо произвести следствие, возможно, они участвовали в попытке мятежа, а кроме того, в Уфе было напечатано большое количество денег, которые ушли на нужды эсеровской партии – с этим тоже надо разобраться. «Хорошо, – сказал Колчак, – в таком случае возьмите этот вопрос на себя, мне лично эти лица не нужны». [1008]
1008
АРР. Т. Х. С. 306.
Главные эсеровские деятели, в том числе Чернов и Вольский, ушли в подполье. На нелегальном совещании было решено сосредоточиться на борьбе с «буржуазной реакцией» и начать переговоры с командованием приближающейся Красной армии. Чернов, правда, предлагал сначала «нащупать почву». Ближайшей целью считалась организация восстания в Уфе перед приходом красных.
Восстание организовать не удалось. Когда большевики взяли Уфу, девять членов эсеровского ЦК вышли из подполья и вступили с ними в переговоры. [1009] Чернов же выехал в Москву, жил там формально на нелегальном положении, но выступал на митингах, призывал к борьбе против Колчака и Деникина, руководил эсеровскими организациями в Сибири. Чекисты, конечно, знали о его местонахождении, но не трогали его. В сентябре 1920 года, когда он решил выехать за границу, ему не стали чинить препятствий – учитывая, очевидно, его заслуги в борьбе с Колчаком и Деникиным. [1010]
1009
Мельгунов С. П. Указ. соч. Ч. 2. С. 177–189; Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918–1922). Рига, 1930. С. 63; АРР. Т. X. С. 306.
1010
Политические партии России… С. 680–681.
Вольский, признавший Советскую власть, но большевиком не ставший, начиная с 1923 года неоднократно арестовывался и ссылался, а в 1937 году был расстрелян. Из числа перебежчиков прижился у большевиков только Майский. Впоследствии он стал полпредом в Финляндии и послом СССР в Великобритании.
События в Екатеринбурге и Уфе эхом отозвались в Оренбурге. Атаман Дутов не мечтал о всероссийской власти. Он хотел только сохранить свою власть в Оренбургском крае, который считал своей вотчиной, и старался ладить с любым правительством, которое его не трогало. Он дружил с Комучем, потом – с Директорией, а когда понял, что её песенка спета, сразу же признал Колчака. Но, наверно, не подозревал, что за время дружбы с эсерами в его собственном окружении появились их сторонники.