Кольцо из фольги
Шрифт:
– Бабушка, это для войны? – спрашивала я.
– И для войны тоже, – отвечала она.
Теперь я понимаю, что бабушка, памятуя о тяжелом опыте страны, была готова и к аресту тоже, и все, что стояло на этой полке, было предназначено для тюрьмы.
У меня была точно такая же полка на случай экстренных отъездов. Трусы, колготки, теплые штаны. А еще пачка конвертов и марок – чтобы я могла писать письма бабушке. На отдельном листочке – список тех, кому нужно отправить поздравительную открытку с Новым годом или Первым мая. Мама однажды нашла этот список и сожгла в любимой хрустальной пепельнице. Я плакала, не успев, точнее не догадавшись, запомнить наизусть адреса.
Предметы –
Два чемодана всегда стояли наготове за дверью – мой и бабушкин. Мой большой, бабушкин – совсем маленький. Бабушка говорила, что именно в них я должна сложить вещи с полок. Быстро. Однажды на кухне в дальнем углу шкафа я нашла узелок с сухарями, конфетами «Золотой ключик», но без фантиков, печеньем, тоже без упаковки. Чай, засыпанный в бумажный кулек, и молотый кофе, тоже уже в кульке. Побоялась спрашивать бабушку, зачем она там прячет тот узел. Почувствовала, что не стоит, хотя уже знала, что не для войны, для чего-то другого…
Теперь я гадаю – бабушка каждый день ждала репрессий? Жила со страхом, что ее осудят не пойми по какой статье? И готовила к этому меня? Хорошо подготовила. Я до сих пор храню все важные документы в одном месте. И там, среди документов, лежат блокнот, несколько карандашей, ручка. На столе – книга, которую все собиралась, да так и не прочла, но не убираю на полку. В шкафу, тоже отдельно, – сухарики, баранки, печенье, конфеты, чай, кофе. Все в аккуратных ящиках, мне так удобнее. Или все же дает о себе знать память детства?
Сухое молоко. Еще один забытый вкус моего детства. Мы ели его ложками. Липкое, оно во рту сразу превращалось в комок, но невероятно сладкое. Коровье молоко в нашем селе всегда кипятили. Парное не пили после случая с Магдой. Она заболела менингитом. Выжила, но осталась навсегда больной, умственно неполноценной. Варжетхан тогда сделала все, чтобы ответить на вопрос – как, откуда у здоровой девочки появилась такая болезнь? И выяснила – Магда пила молоко коровы, больной бруцеллезом. А бруцеллез спровоцировал менингит. После этого парное молоко все кипятили и только после кипячения пускали на сыр, простоквашу, сметану.
Козье молоко, жирное, с характерным привкусом, считалось идеальным способом выходить самого тщедушного ребенка. Меня в детстве тоже выпаивали козьим молоком каждый день. Но когда я стала уже не милой упитанной девчушкой с ямочками на щеках, а толстой девочкой, которую невозможно было втиснуть в платье «по возрасту», Варжетхан запретила поить меня козьим молоком и перевела на водяную диету. Я плакала, страдала – бабушка всегда давала мне на завтрак творог из козьего молока с вареньем, а теперь на тарелке лежали лишь два сваренных вкрутую яйца— но быстро похудела. Для лакомства оставалось сухое молоко, которое мама отправляла пачками, и кисель в брикетах. Его ели, откусывая. На зубах хрустел сахар. Рот сводило от кислоты.
…Бежим дальше, мимо других соседей. У них – вечная стройка. На улице перед домом то гора щебенки, то кирпичи, то угольная куча. Если едешь на велосипеде, там, в этой части дороги, ямы и выемки. Попадешь колесом и обязательно окажешься в куче щебенки или угля. Дядя Заур, хозяин дома, будет кричать, что опять кучу разнесли. Они у него аккуратные. Кажется, что эти кучи для него важнее самого строительства, которое длится уже несколько лет и никак не закончится. Он любит эти материалы – щебенку рассматривает так, будто ему кучу золота сгрузили. Углем любуется, обходит по кругу. Дядя Заур каждый день выходит на улицу с ведром и маленькой лопатой засыпает дыры в асфальте. Бессмысленный труд, до первого дождя. Опять все размоет, и появятся колдобины. Но дядя Заур упрямый – ходит со своим ведерком и засыпает дыры. А кучи будто притягивают детей. Что ни день, кто-нибудь обязательно врезается на велосипеде в щебенку. Будто они медом намазаны.
Во дворе, за воротами, тоже все время что-то происходит, судя по запахам. Тетя Мадина, бедная жена дяди Заура – ее все так и называли: «бедная-жена-дяди-Заура», – то варенье варит в огромном котле, то пиво. Делают они и араку, и вино домашнее. К ним из других сел приезжают за продукцией, если намечается праздник. Пиво тете Мадине особенно удается. Напиток получается легкий, сладкий, очень нравится женщинам. Даже детям можно давать. Вино тоже хорошее – не сносит с ног после первого стакана. Сладкое, женское. Араку же дядя Заур лично гонит, жене не доверяет. Тетя Мадина добрая, к ней женщины часто заходят в конце дня. Тетя Мадина сама зовет – попробовать вино или пиво. Что добавить? Песка, то есть сахара, хватает? Сахар всегда называли песком. А крепости? Дядя Заур на местных мужчинах араку проверяет, новый рецепт изобретает. Хочет добавить разные привкусы – алычи, кизила, сливы, абрикоса. Сделать что-то похожее на настойку.
Пиво я впервые попробовала лет в десять – тетя Мадина хотела сварить «детское пиво», которое можно было бы давать детям на праздниках. И проверяла рецепт на соседских девочках. Гениальная маркетинговая идея, как сказали бы сейчас. Но провалилась. Девочкам разрешали сделать несколько глотков обычного пива. Ну а мальчики вкус араки знали с раннего детства. По традиции, на всех торжествах откусить от первого разрезанного пирога, над которым была прочтена молитва, должен был младший ребенок мужского пола, оказавшийся за столом. И отпить из рюмки араки.
А еще кофе… Не так, как в Грузии, когда только за утро успеваешь выпить чашек пять, пока всех соседок обойдешь. Но тоже мололи зерна, варили не в турках, а в алюминиевых или медных кофейниках. Мама посылала бабушке из Москвы кофе в зернах. Бабушка любила грызть обжаренные, когда садилась за важный репортаж или статью. Ставила рядом с пишущей машинкой блюдце с зернами и грызла, пока писала. Детям варили кофе на молоке, заменявшем воду. Первую чашку я выпила лет в шесть, наверное. Мама варила утром себе и заодно сварила мне. Она не любила заваривать чай, а чайные пакетики тогда еще не появились. Да и чай в нашем селе скорее был похож на травяной настой.