Кольцо приключений
Шрифт:
Один пятирублевик я продал нумизматам и выручил за него сумму, много большую, нежели мне дали бы, если бы я сдал ее в скупку золота. Скажу, что мне на многое хватило денег, в том числе и на абонирование отдельной ячейки в банке.
Кладоискательство – дело занятное, но дядя давал понять, что это лишь на крайний случай. У студента немного возможностей для заработка. Если только устроиться дворником по совместительству, собирать и сдавать бутылки, сесть на телефон и выдавать себя за посредника в продаже различного вида техники, но таких посредников «кидают» в 99 случаях из ста. Торговать наркотой? Себе дороже. Либо сам на иглу сядешь, либо специально подсадят, либо конкуренты замочат «передозом».
Стипендии не хватит никакому, даже по миллиграммам рассчитывающему свою жизнь студенту. Деньги мне нужны на жизнь, но уж никак не на посещение ночных клубов и дискотек. Эти заведения не что иное как форма современной шизофрении. Я никогда не положу свой глаз на девчонку, которая тащится от таких дискотек. Мне нужна спутница жизни, мать моих детей, а не пустоголовая кукла со звоном музыки в ушах.
Мои взгляды ни для кого не были тайной и меня за глаза называли «Пуританин». Если я пуританин, то какие же были пуритане на самом деле? Да, не завидую я молодежи, которая жила в пуританское время.
Честно говоря, вопросы развлечений у меня были на последнем месте. Да как могло быть иначе, если на носу защита диплома, а тема сформулирована мною, не без участия дяди: «Первая мировая война как Отечественная война русского народа».
– Ну-ну, – сказали в деканате, – посмотрим, что у вас получится. Что это за Отечественная война во время империалистической бойни?
Да, какие бы перестройки не проходили, а дело Ленина-Сталина в исторической науке живет и процветает. Почему-то все войны, которые велись до революции, считаются несправедливыми и империалистическими. Исключение сделано для 1812 года и то только в части сражения при Бородино. Войны после революции – справедливые за счастье народов тех стран, где тайно проливали свою кровь и гибли наши солдаты и офицеры.
Собственно говоря, участие России в первой мировой войне имело те же цели, что и в 1854–1855 годах, когда Англия и Франция совершили интервенцию в Крыму. И сейчас Россия, как напившаяся допьяна баба с обидевшими ее кавалерами пошла под ручку в другой кабак. Никогда Англия и Франция не были и не будут союзниками России.
Война могла быть, но скорее всего, она бы завершилась достижением перемирия между Российской империей и Австро-Венгерской империей и защитой интересов славян на Балканах, но болгарские «братушки» выступили против России. И еще выступят. И другие «братушки». Только уже в составе Североатлантического блока во главе с США.
Россия как была сама по себе Россией, так и останется. Если уж куда-то и ввязываться, то только с пользой для России и для приобретения боевого опыта. Пусть обходятся без нас, а мы должны блюсти интересы своего государства.
Все-таки, дядя мой чего-то напутал и меня с панталыка сбил. Вероятно, придется изменять тему дипломной работы. Да, а колечко интересненькое. Вроде бы и проба на колечке есть. Взял из ящика маленькую лупу и поднес ее к глазам, стараясь рассмотреть кольцо на сгибе безымянного пальца. Так смотреть неудобно, перевернем колечко клеймом вверх. Только я перевернул кольцо, как в глазах у меня потемнело. Я почти ничего не видел вокруг. Я лежал на грубой деревянной кровати, на столике рядом горела свеча в фигурном подсвечнике.
В дверь постучали.
– Мсье, а вэ ву фэ?
Что такое? Похоже на французский язык, но почему я нахожусь не в своей комнате? Я встал, подошел к двери, отодвинул защелку и открыл дверь.
В длинном коридоре было еще шесть-семь дверей. У моей двери стояла миловидная девушка в светло-синем платье, передничке и кокетливой кружевной белой наколочке на голову:
– Мсье, а вэ ву фэ?
И посмотрев еще раз на меня, убежала.
Странно. Испугал я ее, что ли?
Я сел на кровать и стал осмысливать ситуацию. Где я? Почему я очутился в этой комнате с грубой мебелью. Какой-то неприятный запах, то ли от свечки, то ли из кухни. А, может, я просто сплю, и мне все это снится?
Внезапно дверь резко открылась, и в комнату вошли двое полицейских с револьверами. Судя по форме – черные каскетки с козырьками, развевающиеся накидки выше колена и не наши револьверы – французские «ажаны».
Меня стали спрашивать, но я ничего не понимал. В разговоре я вдруг услышал слово «бош». Да так же французы называли немцев. Когда я сказал: «Ich bin nicht bosch», меня свалили на кровать, завернули назад руки и еще поддали по бокам, но я продолжал кричать: «Ich bin nicht bosch, ich bin russisch.» Наконец меня оставили в покое и старший из полицейских, указывая на меня револьвером, спросил: «Russisch?» И я как полиглот закивал головой и сказал: «Йес, йес». Полицейский снова спросил: «Inglisch?», на что я ответил: «Но, но, руссиш». Полицейские, так и не добившись ясности, отвели меня в полицейский участок. Там со мной пробовали говорить по-немецки, по-английски, но все безрезультатно. Что-то я совершенно не обращал внимания на изучение иностранных языков, считая, что историку достаточно знания русского языка. Боже, как я был неправ.
К вечеру меня посадили в темную комнатушку и дали фаянсовую кружку кофе и кусок черного хлеба.
Глава 4
Утром меня снова напоили достаточно жидким кофе и дали кусок хлеба, намазанный, похоже, сливочным маслом. Правда, привкус у этого масла был какой-то сальный.
Часов в десять меня привели в кабинет, где сидел мужчина во французской офицерской форме и человек в российской военной форме в чине капитана: серебряный погон с одним просветом и вензелем как будто Николая Второго. Если так, то это флигель-адъютант.
– Вы меня понимаете? – спросил капитан.
– Да, понимаю, – ответил я.
– Кто вы такой, как попали сюда и что за странная одежда на вас? – спросил капитан.
– Ничего странного на мне нет, – пожал я плечами. – Я студент, исторический факультет пединститута в Энске…
– Что, в Энске есть пединститут? – удивился офицер.
– Есть, – подтвердил я.
– Извините, милостивый сударь, – сказал мой собеседник, – давно за границей, не знал, что открыли такой. И что вы здесь делаете?
– Да я, знаете ли, путешествую …, – начал говорить я.
– Как вы путешествуете? – удивился капитан. – Вы знаете, что идет война?
– Не знаю, – признался я.
– Как не знаете? Вы знаете, какое сегодня число? – продолжал спрашивать офицер.
– Не знаю, – честно сказал я.
– Сегодня 17 июля 1915 года, – сказал капитан, подняв вверх палец для придания значительности сказанного им.
– Так, июль 1915 года, – начал я проговаривать как бы для себя. – Значит, в войне уже участвуют Япония, Италия, Турция, через месяц на стороне Германии выступит Болгария…