Кольцо «Принцессы»
Шрифт:
2
Он вспомнил о шкуре, когда, испытав сильнейшую перегрузку после катапультирования, наконец вздохнул первый раз, как новорожденный, и ощутил, что плачет. А плачет – значит, живет!
Парашют раскрылся нормально, и земля была почти рядом, но то ли замедлилось время и искривилось пространство, то ли он попал в восходящие потоки, или действительно, как младенец в первые часы, видел мир перевернутым, все казалось наоборот – он летел очень долго, вверх ногами, и не звезды были над головой, а островерхая, хвойная тайга и – хоть бы один огонек!
– Вот это попал! – еще в воздухе и вслух сказал Шабанов. – Вот это тигровая шкура!..
Потом он никак не мог объяснить себе, отчего в тот миг ему
Это последнее он случайно заметил: желтое сопло двигателя сверкнуло несколько раз, и машина бесшумно скользнула в темень чернолесья, словно опытный ныряльщик в воду, без всякого всплеска и взрыва. А чему там взрываться и гореть, если баки сухие?..
Заметил это мимоходом, поскольку высматривал не бортовые огни – земные, людей искал, жилье, жизнь…
Момента приземления Шабанов не испытал в полной мере, услышал некий отстраненный шорох, затем сильно качнуло, и звезды, прекратив свой бег, утвердились на небе. И все вернулось на свои места. Купол парашюта захватил вершины двух высоченных деревьев, завис на них, и получились классные качели. Еще бы стропы подлиннее, и можно летать, как в детстве…
Он отстегнул гермошлем и, проверяя высоту, бросил его вниз, словно камешек, когда проверяют глубину колодца: лес казался темным, а земля непроглядной. Через полторы секунды послышался глухой стук, шлем покатился, как отрубленная голова – еще и склон! Не отстегнешься и не спрыгнешь…
Сначала он резко забыл о тигровой шкуре, поскольку также резко вспомнил, что катапультировался не только со старым другом НАЗом, а еще с любовницей – «принцессой». В теплом воздухе ею запахло откровенно и уже несколько привычно. Спасенная благородная барышня, отстреливаясь от борта машины, чуть ли не на колени запрыгнула, притянулась к тому месту, где еще недавно торчала ручка катапульты, прижалась к НАЗу, свернувшись покорной кошкой. И совершенно не мешала…
Все уже успокоилось, перестали трещать ветки вверху, однако с правой стороны доносились какой-то бубнящий грохот и звон, будто сверлом проникающие в ухо. Шабанов дотянулся рукой и ощутил на пальцах кровь, сочащуюся с мочки на горло.
Ну да, какое же рождение без крови? Хорошо, глаза не выскочили, только сосуд лопнул в ухе…
Он соображал и действовал, как во сне, повинуясь необходимости окончательно приземлиться. Рука сама отыскала специальный фал, предназначенный для спуска в таких случаях, и он тоже улетел, разматываясь, в темноту, однако в последний миг он вспомнил, что если сейчас сквозануть по веревке к земле, ухватившись за специальный ролик, чтоб не обжечь рук, то всё – НАЗ с припасами и эта чертова «принцесса» – останется висеть между небом и землей. И пойди достань потом, когда до тверди добрых двадцать метров!
Пришлось, как учили, раскачиваться в сторону ближайших деревьев, хвататься за ветки, седлать ствол и, отстегнувшись от строп, сползать вниз. И хорошо, высотный комбинезон был крепким, иначе бы с пуза и бедер вся шкура слезла, пока скользил по шершавому, в сухих обломках сучьев стволу. Еще на дереве почувствовал жгучую боль на лодыжках ног: опалило взрывом пиропатрона, поленился зашнуровать до конца ботинки! Точнее, не поленился – не рассчитывал, что придется таким образом оставлять машину…
И лишь утвердившись на земле, он словно проснулся в чужом незнакомом месте и вслух спросил:
– Где я?
В правом ухе шум крови чуть унялся, сосуд затягивался…
Разбор полетов начался одновременно с окончательным приземлением и разбором выхваченного катапультой скарба. Скинув его с себя, он наконец-то распрямился и, как только что появившийся на свет, осмотрелся – темный лес, черные стволы кругом и накренившийся, покатый кусочек земли под ногами. Остальной мир тонул в ночи и как бы вовсе еще не существовал. Шабанов стал мысленно тянуть ниточку от момента взлета с никулинского аэродрома: вот был радиообмен с Жуковым – «принцесса» была включена, с экранов локатора исчез – вот сделал доворот с набором высоты и лег на курс, продолжая идти в крутую горку, чуть ли не вертикально вверх, будто на перехват цели. На пятьдесят шестой секунде от сопла оторвался звук, на девяностой достал заданной высоты, лег на горизонт и еще раз проверил курс – все было правильно, процесс пошел…
Через семь минут он вылетел из зоны Пикулина, и появилось время, чтобы растрясти НАЗ…
Воспоминание о пище пригасило запах «принцессы», резко отозвалось чувством голода, нестерпимым, как у новорожденного: надышался кислородом, который спалил все калории в организме, будто в топке. Не поесть, так, кажется, сейчас и умрешь…
Теперь заповедный мешок стал как невеста после свадьбы – хоть ложкой черпай! Еще в полете лишенная девственности НАЗ, поддалась без всякого сопротивления, открыла свои таинства, позволив запустить сразу две руки. Шабанов вытащил короткоствольный пистолет-пулемет «Бизон», штуку редкую в авиации – надо же, снарядили за три моря так, словно на сафари, садись на слона и вали бенгальских тигров, а то и самих слонов. Бой у этой игрушки на коротком расстоянии был прекрасный, жаль, не ему приготовили ствол для охоты: оружие пилота передавалось вместе с машиной и входило в стоимость сделки. Шабанов отложил «Бизона» с сожалением – еще не привык к мысли, что купля-продажа не состоялась и теперь не состоится. МИГарь гробанулся, и все, что от него осталось, уже не товар. Потом извлек четыре запасных магазина, фонарик и добрался-таки до сокровенных глубин. Яркий и мощный луч света (и батарейки не украли!) выхватил пачку банок мясных консервов, закатанную в пленку, хлебцы, шоколад, сахар, кофе, джем и еще что-то импортное в упаковках, ранее при вскрытии НАЗов невиданное. В первую очередь он отыскал и спрятал в карман комбинезона двойной стандарт «Виры» – специального допинга, на одной таблетке которого, как на ядерном топливе, можно давать самые мощные нагрузки организму в течение восьми часов. И лишь после этого с удовольствием вскрыл тушенку, выдрал хлебец из пластика и стал есть.
Беззаботность новорожденного, вкушающего материнское молоко, длилась столько же, сколько он ел. И когда отшвырнул пустую банку, в тот же миг бросился за нею следом, встал на четвереньки и стал ощупывать землю.
На месте приземления не должно быть никаких следов! Потому что он не ответил на вопрос – где я?! На чьей территории? И пока не известно точное местоположение – клочка мха нельзя сорвать с земли, веточки обломить! Не зря же в НАЗ вложили понюшку табаку для розыскных собак!
А у него вон парашют на вершинах болтается, гермошлем куда-то укатился, а теперь еще и природу засоряет…
Далее он все делал одновременно – вел разбор полетов, искал брошенное имущество и пытался хотя бы примерно определить, куда попал. И пока убедился только в одном – он не в пустыне Гоби, и судя по рельефу и растительности, где-то на территории Северного Китая, над которым пролетал не раз, или, наоборот, Южного, в предгорьях Тибета, где тайга отличается лишь высотой деревьев. Это он знал теоретически, прорабатывая перед вылетом маршрут, а поди ты разбери, какой лес внизу и какие горы, если смотришь с высоты двенадцати тысяч метров! Да еще ночью…