Кольцо с тремя амурами
Шрифт:
– Дело в том, что я несколько дней работала в костюмерном цехе Дома культуры. Как раз в эти дни там проводилась инвентаризация. В ящике с реквизитом я нашла сумочку, а в ней паспорт старого образца на имя Свиридовой Елены Сергеевны. Когда я принесла паспорт в полицию, выяснилось, что тридцать лет назад ее объявили в розыск. На основании показаний Сопелкина уголовное дело не возбудили. Сопелкин видел, как Свиридова уехала на машине. И вот, представьте, после того как мы с ним поговорили,
– Об этом я знаю. – Олег Николаевич печально кивнул. – Кто бы мог подумать! В тот день на сцене он был таким молодцом. И вот спустя полчаса его уже нет! Кто бы мог подумать… И вы полагаете, что убийство Сопелкина связано с исчезновением Лены Свиридовой?
– Я не полагаю, я знаю. В тот момент, когда, по словам Геннадия Петровича, Свиридова отъезжала от служебного подъезда, он был совсем в другом месте.
– А теперь скажите, при чем здесь я, – спросил мэр.
– У Свиридовой был роман с неким «О».
– Что это значит?
– В тетрадках она рисовала мужской профиль и букву «О». Ее подруга считает, что это первая буква имени мужчины, в которого Елена была влюблена.
Михненков усмехнулся.
– Теперь понимаю, к чему вы ведете. «О» – значит, «Олег», а если Олег, значит, я. Но, во-первых, у меня никогда не было с ней никаких отношений, мы даже спектакль играли в разных составах, во-вторых, «О» – это еще и Остап, и Осип.
– Среди ее знакомых не было ни Остапов, ни Осипов.
– И что? На этом основании я должен давать объяснения?
Дайнека грустно потупилась.
– Конечно, вы никому ничего не должны. Только вот какое дело… – Ее глаза повлажнели. – Мать Свиридовой ждет тридцать лет… И верит, что Алена жива… А сегодня в Доме культуры нашли вот что… – Она достала пальто и развернула его. – Оно валялось за старой кирпичной кладкой.
– Это вправду ее пальто? – Михненков побледнел.
– Вот, посмотрите. – Дайнека вытащила пропуск и показала ему. – Был в кармане пальто.
– Боже-е-е мо-о-ой! – воскликнул Олег Николаевич, отчего шофер обернулся и посмотрел на него, потом на Дайнеку. – Боже мой! У меня был точно такой!
– Прошу вас, расскажите, о чем вы говорили со Свиридовой в тот вечер на репетиции.
– Просто предупредил ее…
– О чем?
– Это не моя история, и мне неловко о ней говорить…
– Теперь это не имеет значения, – упорствовала Дайнека. – Теперь важна только правда.
– В двух словах не расскажешь, – пробормотал Олег Николаевич.
Дайнека посмотрела на часы:
– Нам ехать еще тридцать минут.
– Ну хорошо… В тот день я, как всегда, пришел на работу в половине девятого. И как только сел в кресло, ко мне вошла наш инструктор Татьяна Тараскина…
Глава 22.
Второй секретарь горкома комсомола Олег Михненков пришел на работу в половине девятого. И как только сел в кресло, в кабинет заглянула инструктор Татьяна Тараскина.
– Здравствуй, Олег! К тебе можно?
– Заходи, Таня.
На его стол упал распечатанный конверт.
– Вот! – Тараскина села на стул. – Вчера вечером принесли. Полное безобразие! Почта находится в нашем здании. С первого этажа на второй письмо шло три недели! Сегодня же накатаю на них жалобу!
– Что за письмо?
– А ты почитай.
– Сама рассказать не можешь? Знаешь, у меня сегодня и без того много работы, да еще вечером репетиция в Народном театре.
– Ты сам его выбрал, когда культуру начал курировать.
– Танцевать не умею, пою плохо… Что остается? Драма…
Михненков взял конверт и вынул из него листок с напечатанным текстом.
– Ух ты…
– Читай-читай, – сказала Тараскина. – К вопросу о драме.
– «Довожу до вашего сведения, что ученица десятого «А» класса девяносто девятой школы комсомолка Елена Свиридова посещает номера городской гостиницы, где проживают одинокие мужчины, и задерживается там до позднего вечера. Прошу рассмотреть ее аморальное поведение на комитете городского актива ВЛКСМ, а также сообщить в комсомольскую организацию ее школы», – дочитав до конца, Олег перевернул листок, потом осмотрел конверт: – Без подписи.
– Включаю в повестку? – бодро спросила Тараскина.
Михненков помолчал, потом отложил письмо текстом вниз.
– Тань, а если это неправда?
– Да здесь черным по белому…
– А вот я возьму лист бумаги, пойду к машинисткам и напечатаю, что ты английский шпион. – Он говорил без эмоций, как будто о чем-то пустячном. – А потом куплю такой же конверт и отправлю куда надо. Каково тебе будет?
– Да я… Да я никогда не выезжала за рубежи нашей Родины! – Тараскина покраснела и тяжело задышала.
– Ну и что? А я возьму и напишу. Что тогда?
– Олег Николаич! Не надо меня шантажировать! К нам поступил сигнал, и мы обязаны на него реагировать. Эта девушка комсомолка, ей нет восемнадцати…
– Я эту девушку знаю и могу за нее поручиться.
– Я и говорю – к вопросу о драме, – ухмыльнулась Тараскина.
– К чему ты это сказала? – спросил Олег Михненков.
– Просто подумала, если ходит по номерам, что ей мешает и в Доме культуры…
– Дура ты, Танька. – Михненков взял письмо и стал методично рвать его на клочки.