Кольцо великого магистра
Шрифт:
Безухий обернулся к Андрейше, стоявшему возле мачты со связанными руками.
— Русский мореход отказался вступить в морское братство! Что будем с ним делать?
— За борт! — закричали матросы. — Пусть кормит рыб!
— Я думаю, братья, следует выслушать его историю. Пусть русский расскажет, почему он оказался на «Черном орле». Согласны?
— Я согласен, — сказал белоголовый матрос Ячменная Лепешка. — Пусть расскажет свою историю.
Остальные тоже не стали возражать.
Андрейша понял, что сейчас решится его судьба, и смело вышел вперед. Безухий перерезал веревки
Он закончил и, опустив голову, стоял перед судом морских братьев.
— Оставить в живых, — сказал белоголовый прусс, — пусть выручает свою невесту.
— Дать ему денег на выкуп!
— Проклятые рыцари! — сказал сутулый венд.
— Пусть живет русский!
— Я — за жизнь!
Оказалось, что все морские братья хотят оставить жизнь юноше.
— Я согласен, — сказал капитан. — Ты найдешь свою невесту, новгородец. Но поклянись своим богом, что не причинишь нам зла.
— Клянусь! — от всего сердца сказал Андрейша. — Если нарушу клятву, пусть на меня святой крест и земля русская!
— Теперь, друзья, — обратился капитан к матросам, — прибрать корабль, смыть кровь и выбросить всю падаль за борт.
Матросы принялись за работу. К полудню когг «Черный Орел», подняв все паруса и переваливаясь на волнах с борта на борт, шел на запад. Теперь он назывался «Золотая стрела». И флаги, развевавшиеся на нем, принадлежали городу Риге.
Тут же, на палубе, морские братья принесли жертву богу — повелителю моря и ветров Пердоето. Огромный, выше облаков, он стоит посреди моря. Вода ему по колени. Когда он поворачивался, менялось направление ветра. Если Пердоето гневался на рыбаков, он убивал всю рыбу в тех местах, где они рыбачили.
Повар зажарил несколько жирных лососей. Принес на палубу стол, покрыл чистой скатертью и положил на него рыбу. А Безухий стал лицом к ветру и просил у бога благополучного плавания. Все низко поклонились и сели за стол.
Самую лучшую рыбу бросили в море.
С левого борта тянулась белая полоса берега с огромными песчаными холмами.
Через три дня у пристани Альтштадта Андрейша покинул палубу «Черного орла». Одноухий обнял его на прощание и сказал:
— Старшим поваром в Кенигсбергском замке работает наш человек, прусс Мествин. Покажи ему жезл криве, и он все для тебя сделает. И мы поможем, если понадобится, — добавил пират, — не забывай, что у тебя есть друзья.
Глава двадцать восьмая. СВЯТЫЕ ТОЖЕ ОШИБАЮТСЯ
Андрейша пятый день жил на постоялом дворе в Альтштадте. Он успел познакомиться с двумя новгородскими купцами, занимавшими по соседству небольшую комнатушку. Новгородцы вели себя в городе осторожно, возвращались домой рано, как только закрывали лавки, после ужина уходили к себе, и достучаться к ним было трудно.
Первый раз Андрейша остановил земляков возле узкой лестницы; они только отужинали и подымались к себе наверх. Купцы отнеслись к нему недоверчиво, но, услышав имя знаменитого мастера с Прусской улицы, подобрели.
— Знаем Алексея Хлынова, как не знать, мечи его носим. А ты что, сродственником ему доводишься? — спросил старший купец, Фома Сбитень. Седая борода вилась у него колечками, выглядел он как святой с новгородской иконы.
— Сын я ему, — сказал Андрейша, — в море хожу подкормщиком на лодье «Петр из Новгорода». А кормщик Алексей Копыто — мой дядя, материн брат.
— И купца Алексея Копыто знаем, — закивали бородами купцы. — Теперь и тебя признаем, молодец. Заходи к нам в горницу, перемолвимся словом. Здесь, под лестницей, какой разговор. Свое племя встретить в чужом краю куда как приятно.
Заперев на тройной запор дверь, купцы усадили Андрейшу за стол. Купец помоложе, Иван Кашин, достал с полки большую глиняную бутыль с хмельным. Пили из ковша по очереди; мед играл, искрился и щекотал в носу. Купцы назвали свои имена. Оба именитые, иванские.
— Мы купцы, товаров прибыльных ищем, и не диво, что по городу околачиваемся, — сказал старик. — А вот ты как, молодец? Мореходу на своем корабле способнее, нежели в заезжем доме.
Андрейша подумал и раскрыл купцам свою душу. Рассказал, как дядя послал его в Вильню толмачом с московскими боярами. Рассказал про свою невесту, и как они встретились в Вильне, и как захватили ее рыцари.
Купцы только причмокивали и покачивали головами.
— Я и приехал сюда невесту выручать. Уж такая она пригожая да ласковая! Ежели с ней что худое случилось, то мне и жизнь не жизнь! — чуть не со слезами закончил свой рассказ Андрейша.
— Звать как девку-то? — спросил старик.
— Людмилой, — сказал Андрейша. — Помогите, люди добрые, моему горю. — Он встал и поклонился землякам в пояс.
Купцы посмотрели друг на друга.
— Трудно твоему горю помочь, — крякнув, промолвил старик. — В городе народ хоть и христианский, а неверный. Пруссы али литовцы куда надежней — почитай что свои, хотя и язычники.
— Мне бы человека из замка встретить. Есть там у меня знакомец, да не знаю, как ему весть подать.
— А кто он?
— Главный повар замковой кухни, — ответил Андрейша, и надежда загорелась в его глазах. — Крещеный литовец. Рыцари его Оттоном нарекли, а прозвище — Мествин.
— Во что, вьюнош, — сказал старик, хлебнув из ковша и разгладив усы, — есть и у нас знакомец в замке, приказчик ихний, по прозванию Ганс Феркингаузен. Хочет он нам польского сукна продать, да больно ласков… Думали мы меж собой, нет ли у него умысла против нас: уж больно ласков, — повторил старик. — Договорились мы завтра в лавке встретиться, сукно посмотреть. Завтра и узнаем, что можно для тебя сделать… Земляка из беды надо выручить.
Утром Андрейша встал поздно. Он нехотя съел в харчевне яичницу со свиным салом и, чтобы убить время, болтал со служанкой Олиттой. Девица заигрывала с юношей, смеялась без толку и закрывала лицо платком. Судя по разговору, она надеялась на замужество, хотя высокий рост и безобразное курносое лицо не очень приманивали женихов.
В полдень хлопнула входная дверь, и Андрейша увидел своих новых друзей. С ними пришел незнакомец небольшого роста, с круглой, как арбуз, головой. Глазки заплывшие, хитрые, на плечах серый плащ с крестом.