Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мира
Шрифт:
— К тем, кто тебя ищет. — Её ответ показался мне странным. — Желаю тебе всего наилучшего.
— А ты… разве не едешь со мной? — удивился я.
Запрыгнув на Шабрину, она повернулась и посмотрела на меня долгим взглядом.
— Почему я должна ехать с тобой? — спросила Дагона.
— Потому что я не могу расстаться с тобой вот так… — только и сказал я.
— Ты считаешь себя должником? — улыбнулась она.
— Да, я обязан тебе жизнью, — признался я, — но даже если бы и не был твоим должником, то всё равно постарался бы разыскать тебя.
— Это не зависит от твоего старания.
Я кивнул.
— Знаю, госпожа. И поскольку у тебя нет никаких обязательств передо мной, реши сама, как поступить.
Она поиграла одним из своих длинных, доходящих почти до пояса локонов.
— Складно сказано. Ты забавен. Я думаю, мне будет небезынтересно пообщаться ещё с одним выходцем из Эсткарпа. И, пожалуй, мне следует повидаться и с твоей сестрой, которая наделала здесь столько шуму. Решено — еду с тобой. Эй-хо! — крикнула она, и Шабрина понеслась вперёд.
Я вскарабкался на своего скакуна, ухватился за его рог и мне стоило немалого труда удержаться на его спине, когда он рванул следом за своей подругой.
Сквозь тучи пробилось солнце, и теперь Дагона была уже не темноволосой, — её волосы, развевавшиеся на ветру, отливали золотом, а сама она казалась воплощением стремительного движения.
Глава 12
Какой-то зверь неуклюже бежал вприпрыжку почти наперерез нам. Он то рывками двигался на трёх конечностях, выставив вперёд согнутую четвёртую, то поднимался на две задних и ковылял на них. Дагона остановила Шабрину, и зверь приблизился. Задрав вверх узкую голову, он оскалил клыкастую пасть — на его чёрных губах белели клочья пены. Его тёмно-серая шерсть была не то полосатой, не то пятнистой. Он держал на весу, немного выставив вперёд, кровоточащую культю, в которую превратилась его передняя лапа в какой-то схватке.
Зверь зарычал и стал обходить Дагону стороной. У меня зашевелились волосы на голове, когда я вдруг разглядел, что это не просто зверь, а помесь волка и человека.
— Между нами мир, — прорычал человек-волк, взмахнув кровоточащей лапой.
— Между нами мир, — ответила Дагона. — Странно видеть тебя здесь, Фиккольд. Неужто дела так плохи, что тебе приходится искать спасения у нас?
Человек-волк сверкнул жёлто-красными глазами.
— Придёт время… — рыкнул он.
— Да, придёт время, Фиккольд, и мы сразимся с вами открыто, — прервала его Дагона. — Похоже, ты с кем-то уже сразился — не в свою пользу.
Существо отвернулось от Дагоны, будто не могло выдержать её взгляда, уставилось своими жёлто-красными глазами на меня, и ощетинившись, глухо зарычало, намереваясь броситься. Я услышал окрик Дагоны.
— Не смей, Фиккольд! Пользуешься правом Договора, так и ступай себе с миром…
Человек-волк перестал щериться, и шерсть у него на загривке улеглась.
— Выходит, ты с ними заодно, Морканта? — прошипел он в ответ. — А ведь это не понравится не только серым. Я Договора не нарушу, а вот ты, кажется, забылась. И коль вступаешься за чужеземцев, то поторапливайся, они нуждаются в помощи.
Ещё раз оскалившись на меня и прижав кровоточащую лапу к мохнатой груди, Фиккольд заковылял в сторону котлована с целительной грязью.
Я понял его намек: Кимок и Каттея — в опасности. Недолго думая, я пустил своего скакуна по кровавому следу.
Дагона тут же догнала меня.
— Так нельзя! — крикнула она мне. — Нельзя скакать прямо по следу, ты становишься уязвимым.
Она заставила Шабрину бежать зигзагом, то и дело пересекая кровавую дорожку, которую Фиккольд оставил за собой. И хотя мне было досадно тратить время на такое маневрирование, я последовал её примеру.
— Он сказал правду? — спросил я, поравнявшись с нею.
— Да, ибо ему такого просто не выдумать. — Дагона нахмурилась. — И если серые обнаглели до того, что не побоялись выступить против силы, которой владеет твоя сестра, то это значит, что равновесие добра и зла нарушилось…
Она опять поднесла руку ко рту — как в тот раз, когда вызывала рогачей из рощи, однако я ничего не услышал. Звук возник у меня в голове — пронзительный и болезненный. Рогачи вскинули головы и заржали.
Я не очень-то удивился появлению фланнана. Он приблизился к Дагоне и, часто взмахивая крыльями, полетел с нею рядом. Немного спустя она с озабоченным видом повернулась ко мне.
— Фиккольд говорил правду, — сказала она. — Однако эта правда оказалась более суровой, чем я думала, Кайлан: твоя сестра и брат попали в ловушку. Их заманили в гиблое место и заключили в три крута, разорвать которые не способна никакая колдунья, владеющая Силой настолько, насколько ею владеет твоя сестра. И она, и твой брат обречены пребывать в заточении, пока не умрут…
Я не раз смотрел смерти в лицо и поэтому спокойно относился к мысли о том, что она скрывается за каждым взмахом вражеского меча. Но я не мог допустить, чтобы, пока я дышу, смерть грозила Каттее и Кимоку, — неважно, есть у меня какое-нибудь оружие или нет. Я ничего не ответил Дагоне, но был полон решимости постоять за сестру и брата, тем более, меня всё время мучили угрызения совести.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь и на что решился, — сказала Дагона. — Но для этого требуется не только решимость и сила в руках. Где твоё оружие?
— Я раздобуду его, — выдавил я сквозь зубы.
— А пока тебе остаётся только пользоваться вон той вещицей. — Дагона показала на стержень, который висел у меня на поясе. — Не знаю, подойдёт ли тебе это оружие — оно для тебя непривычно. Им надо действовать как кнутом. Попробуй.
Мне вспомнились трескучие вспышки голубого огня, которым всадник-незнакомец истребил преследовавших нас кутор. Я отстегнул стержень от пояса и резко взмахнул им — так, как если бы к его концу была прикреплена плеть.