Колдун и кристалл
Шрифт:
Катберт и Ален наблюдали за Роландом с нарастающей тревогой. Он поднес Радугу Мейрлина к лицу, зажав обеими руками, словно человек, поднявший чашу с вином перед тем, как произнести тост. Мешок упал на его запыленные сапоги. Щеки и лоб купались в розовом сиянии, которое не внушало доверия ни Алену, ни Катберту. Им казалось, что сияние это не только живое, но и голодное.
Они подумали в унисон: Я не вижу его глаз. Где его глаза?
— Роланд? — повторил Катберт. — Если мы собираемся добраться до Скалы Висельников, прежде чем они подготовятся к встрече, ты должен убрать эту штуковину в мешок.
Роланд не шевельнулся, не опустил хрустальный
— Роланд? — Ален шагнул к стрелку. Осторожно, словно хирург, вонзающий скальпель в тело пациента, просунул правую руку между хрустальным шаром и лицом Роланда. Реакции не последовало. Ален убрал руку, повернулся к Катберту. — Можешь ты «коснуться» его? — спросил Берт. Ален покачал головой.
55
Роланд прошептал «thunderclap (тандерклеп)», что в переводе на русский означает «удар грома».
— Нет. Его разум словно унесся далеко-далеко.
— Мы должны его разбудить. — Голос Катберта дрожал от волнения.
— Ванней говорил нам, что если слишком быстро выводить человека из глубокого транса, он может сойти с ума, — ответил Катберт. — Помнишь? Не знаю, решусь ли я…
Роланд шевельнулся. Розовые озера, появившиеся на месте его глаз, начали расти, губы решительно сжались, как бывало с ним в мгновения высшего напряжения.
— Нет! Они не устоят! — От голоса Роланда по коже Алена и Катберта побежали мурашки. То был не его голос, во всяком случае, принадлежал он не юноше, но мужу.
— Нет, — гораздо позже сказал Ален, когда Роланд спал, а они с Катбертом сидели у костра. — То был голос короля.
Сейчас же, однако, оба молча смотрели на своего друга, парализованные страхом.
— Когда я приду во плоти, они не устоят! Клянусь именем моего отца, НЕ УСТОЯТ!
А потом неестественно розовое лицо Роланда перекосило, как перекашивает лицо человека, которому открылось что-то невероятно страшное. И вопрос о том, что они могут погубить Роланда, спасая его, отпал сам собой; оба поняли, что магический кристалл убьет Роланда у них на глазах, если они не вмешаются.
Во дворе ранчо «Полоса К» Роланда ударил Катберт. На этот раз инициативу взял на себя Ален, врезал правым кулаком Роланду в лоб. Его отбросило назад, хрустальный шар выпал из слабеющих пальцев, отсвет ужасного розового сияния покинул его лицо. Катберт поймал Роланда, Ален — шар. Розовый свет притягивал взгляд, пытался проникнуть в мозг, но Ален решительно затолкал магический кристалл в мешок, более не взглянув на него, затянул веревку… но в последний момент успел заметить, что розовый свет погас: шар признал свое поражение, во всяком случае, в этой стычке.
Ален повернулся, поморщился, увидев синяк, расползающийся по лбу Роланда.
— Он?..
— Отключился, — ответил Катберт на невысказанный вопрос.
— Лучше бы ему побыстрее прийти в себя.
Катберт мрачно взглянул на Алена, от его обычной веселости не осталось и следа.
— Да, в этом ты абсолютно прав.
Шими стоял у нижней ступени лестницы, которая вела в хозяйственные помещения, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, что сэй Торин вернется с дворцовой кухни или позовет его туда. Он не знал, как долго она пробыла на кухне, но ему казалось — целую вечность. Он хотел, чтобы она вернулась, а еще больше, чтобы привела с собой сэй Сюзан. Шими ужасно не нравилось и это место, и этот день. Дурное предчувствие наползало, как черный дым, поднявшийся к небу на западе. Что там случилось, связано ли это с громовым раскатом, который он слышал раньше, Шими не знал, но ему хотелось выбраться из Дома-на-Набережной до того, как солнце исчезнет в дыму у западного горизонта и в небе воцарится настоящая Демоническая Луна.
Одна из дверей, соединяющих коридор с кухней, распахнулась. Олив поспешила к нему. Одна.
— Она в кладовой, это точно. — Олив провела рукой по седеющим волосам. — Большего я от этих двух идиотов не добилась. Я поняла, что и не добьюсь, как только они заговорили на своем птичьем языке.
Специального слова для диалекта простолюдинов Меджиса не было, поэтому аристократия называла его по-всякому, в том числе и птичьим языком. Олив знала обоих ковбоев, что охраняли кладовую, не лично, конечно, но встречала их и во дворце, и вне его. Опять же у нее не было ни малейшего сомнения в том, что эти парни владеют не только птичьим, но и нормальным языком. А заговорили на птичьем только для того, чтобы прикинуться, будто не понимают ее, и избежать необходимости отвечать на вопросы. Олив им подыграла и не стала выводить их на чистую воду, хотя местным диалектом владела и могла бы высказать ковбоям все, что о них думает. Она уже поняла, что ковбои получили строгий приказ держать язык за зубами.
— Я сказала им, что наверху какие-то люди. — продолжила Олив, — и я боюсь, что они хотят украсть серебро. Попросила их подняться и посмотреть, кого занесло во дворец. Они лишь тупо смотрели на меня. No habla [56] , сэй. Дерьмо. Дерьмо!
Шими хотел уже обозвать ковбоев сукиными детьми, но решил, что лучше помолчать. Олив ходила перед ним взад-вперед, изредка бросая взгляды на закрытые двери кухни. Наконец остановилась перед Шими.
— Выверни карманы. Давай посмотрим, нет ли в них чего полезного.
56
Не понимаю (исп.).
Шими подчинился. Из одного достал маленький карманный нож (подарок Стенли Руиса) и недоеденную булку. Из второго — три маленькие, пальчиковые петарды, одну большую, круглую, и несколько серных спичек.
Глаза Олив заблестели, когда она увидела петарды и спички.
— Слушай меня. Шими…
Катберт похлопал Роланда по щеке. Безрезультатно. Ален оттолкнул его, опустился на колени, взял руки стрелка в свои. Он никогда не использовал свой дар для того, чтобы помочь человеку прийти в себя, но ему говорили, что такое возможно: в некоторых случаях дар позволяет проникнуть в разум другого.
Роланд! Роланд, проснись! Пожалуйста! Ты нам нужен!
Поначалу ответная реакция напрочь отсутствовала. Потом Роланд шевельнулся, что-то пробормотал, выдернул руки из пальцев Алена. За мгновение до того, как веки Роланда поднялись, и Катберт, и Ален замерли от страха: вдруг они увидят не глаза, а розовый пламень.
Но они увидели глаза Роланда — холодные светло-синие глаза стрелка.
Он попытался подняться, но первая попытка не удалась. Протянув руки, Катберт взялся за одну руку стрелка, Ален — за вторую. Когда они потянули его вверх, Берт чуть не ахнул: в волосах Роланда появилась седина, которой раньше не было и в помине, он мог в этом поклясться. Однако последний раз взгляд его упал на волосы Роланда только утром, то есть очень и очень давно.