Колдун из клана Смерти
Шрифт:
Дорога, ведущая к дому, была неровной. Четыре неприметных автомобиля возле парадного входа оказались занесены снегом.
Навстречу тхорнисхам вышли двое, но никто из гостей и не подумал остановиться. Один из охранников выругался, поняв, что перед ним не люди. Однако, прежде чем он что-либо успел сделать, рядом оказался Йохан. Навис горой, ударил плечом, повалил в снег, бросил быстрый взгляд на Миклоша, дождался безразличного кивка.
Катценбалгер, по кромке которого пробегали фиолетовые искры, опустился на голову упавшего.
— Апеч, —
Второй бунтовщик бросился в особняк. Но тут за дело взялась Норико. Выбросив вперед руку, указала на беглеца, сжала пальцы и дернула, словно рванула веревку. Жертва упала на спину, и невидимое лассо потащило тхорнисха к ногам Чумного. Последнему оставалось лишь взмахнуть клинком.
— Вильгельм, — без всяких эмоций произнес Миклош, вычеркивая из своего списка еще одного врага и перешагивая через труп.
Йохан и Рэйлен первыми оказались внутри здания, за ними потянулись остальные.
— Здесь две лестницы. — Норико изящно скользнула направо, взяв с собой телохранителей.
Когда тхорнисхи поднялись на второй этаж, в доме начали гулко бить часы. Едва прозвучал двенадцатый удар, господин Бальза ухмыльнулся в накладную бороду и толкнул массивные белые створки двери, из-за которой доносился гвалт радостных поздравлений. Он, Йохан и Рэйлен вошли в праздничный зал, украшенный тяжелыми бархатными портьерами, придающими помещению строгий и торжественный вид. На столе, накрытом белой скатертью, стояло множество бронзовых подсвечников, увенчанных бледно-желтыми свечами, а также кувшины и бокалы с подогретой кровью.
Все предатели были здесь.
Миклош сразу же увидел Хранью, сидящую во главе, и всех до последнего бунтовщиков, одетых в широкие черные балахоны с вышивкой в виде золотых ос. От накатившей ярости у Бальзы на мгновенье потемнело в глазах, но он справился со своим истинным желанием и, изображая вселенскую радость, гаркнул, перекрывая праздничный гул:
— С Новым годом!
И наступила тишина.
Улыбка исчезла с лица Храньи. Оно стало восковым и безжизненным. На лицах остальных заговорщиков проступили страх, гнев и ненависть.
— Кто тут собрался? — Миклош подошел к столу и остановился напротив сестры. — Кто достоин подарков?! Расскажите, как вы вели себя весь этот год, маленькие негодники! Кто начнет первым? Иуна? Эвридика? Фавст? Лазарь? Константин? Бригитта? Конрад? А может быть ты, Ян? Прокоп? Или ты, Розалия? Что же вы молчите? Неужели вы были столь непослушны? Ай-ай. Кажется, среди вас нет тех, кто достоин моих подарков!
Он без сожаления отбросил мешок к стене.
— Боюсь, кто-то здесь заслуживает наказания, — зловещим голосом произнес Бальза. — Я до глубины души возмущен, что меня не включили в список приглашенных на вашу маленькую вечеринку. Неужели вы думали, что я пропущу встречу Нового года в кругу семьи?
Он взял со стола ближайший бокал.
— Думаю, стоит выпить. Йохан! Напомни, за что мы сегодня пьем?
— За величие тхорнисхов, нахттотер! — прогудел Чумной от двери. Он не спускал глаз с подобравшегося Альгерта.
— За величие тхорнисхов, господа! Истинных тхорнисхов и их грядущую славу! — он поднял фужер и увидел, что никто из сидящих за столом его не поддержал. — Ну?! Пейте!
Хранья демонстративно не притронулась к крови, Альгерт с решительным видом вылил содержимое бокала на пол. У седого Гунтрама от страха стучали зубы, Фавст вцепился побелевшими пальцами в край стола и едва сдерживался, чтобы не броситься на нахттотера.
— Впрочем, вы правы, — в оглушающей тишине произнес Миклош. — Пить такую дрянь! От нее несет падалью. И вы считаете себя великим кланом Нахтцеррет?! Надеждой Основателя?! Ха! Какие из вас Золотые Осы, если вы готовы лакать эти отбросы! — он с отвращением посмотрел на пищу. — Они достойны лишь пожирателей крыс!
Противоположная дверь в зал распахнулась и на пороге, с невозмутимостью сытой пантеры, возникла Норико. За ней, как всегда, следовали две неотлучные тени.
По воздуху растекся запах просыпающейся магии тления.
— Не советую! — резко бросил Миклош. — Я запихну вам заклинания в глотки и отправлю вместе с ними в небытие! Как это уже произошло с господами Вильгельмом и Апечем.
Но его не услышали. Три «Черепа забвения» ударили одновременно с разных сторон. Их вой заглушил предостерегающий крик Храньи. Господин Бальза одним движением пальца нейтрализовал угрозу. Рэйлен, в руках которой появилась алебарда, ударила ближайшего к ней атакующего.
Тот был сильнее, старше и опытнее, чем она, и простым ударом кулака разбил призрачное оружие и бросился на девчонку, посмевшую встать на его пути к Миклошу. Но Рэйлен, отшагнув назад, ударила заклинанием, которому ее обучил Бальза. Невидимые стальные пальцы сдавили шею нападающего, тот задергался и захрипел.
С двумя другими бунтарями расправилась Норико. Первый, перескочивший через стол, угодил в «Паутину тлена». Опутанный липкими разъедающими нитями, он воплем метнулся к портьере, запутался в ней и сорвал вместе с карнизом. Зал наполнился удушающим смрадом гниющей плоти.
Бригитта, последняя из напавших, попыталась бежать, выпрыгнув в окно, но с потолка упала длинная, очень похожая на волосы Норико веревка. Она, точно змея, петлей закрутилась вокруг шеи жертвы и вздернула ее к потолку.
— Остановитесь! — крикнула Хранья своим последователям. — Немедленно!
Альгерт метнул на нее недовольный взгляд, но не посмел ослушаться приказа и убрал «Смех Ракшаса».
— И вы хотели выступить против меня?! — презрительно произнес нахттотер. — Вы?! Жалкие подобия, насмешка над кровными братьями, слабаки! Убирайтесь!
И, видя, что никто не торопится, рявкнул:
— Вон, я сказал!!!
— Оставьте нас, — негромко приказала Хранья, заметив, что у брата от бешенства начинают белеть глаза.