Колдун
Шрифт:
– Две недели назад. Её только недавно похоронили. Такое несчастье для молодой хозяйки Дарквилла.
– Ты хочешь сказать – для хозяина? – спросила Тилара. – Наверное, он больше горевал. Она всё-таки его мать.
– Нет, я говорю о жене Ортона Джоанне, которую он привёз в Дарквилл около года назад. Сейчас она ждёт ребёнка; а ведь ты знаешь: когда в доме умирает ведьма, она должна передать кому-то своё чёрное искусство. Без этого она не сможет спать в могиле спокойно. Обычно это бывает дочь или внучка ведьмы. Но у Эмили не было дочери. Джеймс её единственный сын. Говорят, что по дому бродит тёмный дух из ада, который ещё не нашёл себе нового пристанища… И этот дух вселится в ребёнка, когда он родится. Сейчас этот дух находится в замке, но, если у Джоанны родится дочь…
– Что тогда?..
– Ты разве ничего не слышала о предсказании?
– О каком? – спросила Тилара. На её простодушном веснушчатом лице было написано любопытство.
– Я только говорю тебе то, что слышала от старых людей: этот замок и весь этот род – проклятый. Легенда гласит: если первым у Ортона родится мальчик – проклятье навсегда будет снято; это место будет очищено, и в Дарквилл заживут счастливо. Но горе всем, если первой родится девочка.
– Что будет тогда?..
– Она станет ведьмой, как её бабка, и продолжит чёрное дело своего отца. – Женщина поёжилась. – Говорят, что во всём графстве ещё не было и нет такой ведьмы. В ней – чёрные силы, и горе тем, кто встанет у неё на пути. Но ещё большее горе тем, кого она полюбит. С самого рождения она – проклятое дитя. Дружба с ней не принесёт счастья, а те, кто полюбит её, умрут не своей смертью… страшной смертью… да…
– Когда должен родится ребёнок? – спросила Тилара.
– Скоро. Сегодня я видела, как Джеймс Ортон послал в деревню за повитухой.
– Каково ей, должно быть, рожать в такую жару, – посочувствовала Тилара.
– Да, леди Ортон, наверное, несладко приходится, – согласилась Эдна.
– Будем надеяться, что родится мальчик, – заметила Тилара.
Они миновали Дарквилл и вышли на большую дорогу.
– Я слышала, что прошлой ночью ведьмы снова собирались в лесу, – сказала Эдна. – Говорят, что даже сам Хантер бывает на этих сборищах.
– Кто такой Хантер? – спросила Тилара.
– Как, ты не знаешь Хантера? – удивилась её подруга. – Это самый могущественный колдун во всей округе. Этого колдуна знают даже в соседних графствах, не говоря уже о графстве Эркли… Ну да, ты ведь не здешняя. Говорят, он заговаривал оружие для Ортона, чтобы оно поражало без промаха в бою или на охоте. Ты что же, разве не слышала о стрелках-колдунах?
Тилара призналась, что, правда, кое-что слышала.
– Но это было так давно, что я не помню, кто о них говорил, когда и по какому поводу, – добавила она.
– Стрелки-колдуны заговаривают оружие, – пояснила Эдна. – Говорят, что для этого они стреляют в икону с изображением Спасителя… – женщина истово перекрестилась, – и после этого оружие бьёт без промаха. Если вытащить такую стрелу и пустить в твоего врага, она сама найдёт его, пусть даже в полной темноте.
– Думаю, это сказки, – не поверила Тилара.
– Но тем не менее я знаю наверняка, что с Ортоном он познакомился именно так, на охоте. Они встречаются на ночных сборищах недалеко от Крелонты. У них какие-то общие дела.
– Понимаю, – сказала Тилара. – Не хотелось бы мне проходить мимо, когда эти колдуны и ведьмы собираются там в лесу…
– И никому не хотелось бы, – согласилась Эдна. – Ни один человек не осмеливается идти той дорогой, когда в лесу собираются колдуны из ордена Вечной Тьмы.
Тилара вопросительно взглянула на свою собеседницу.
– Эти люди называют своё общество колдунов и ведьм орденом Вечной Тьмы, – пояснила Эдна. – Или орденом Вечного Мрака, что, в общем, одно и то же. Это что-то наподобие монашеских орденов, только вместо молитв они служат чёрную мессу… церковную службу наоборот, понимаешь?
Тилара кивнула.
– Ну и развелось же этой мерзости нынче, – сказала она.
Они продолжали путь молча; каждая думала о своём.
– Ты видела его хотя бы раз? – неожиданно спросила Тилара.
– Кого?
– Хантера. Как он выглядит?
– Понятия не имею. Наверное, седой старик с длинной бородой. Так, как и должен выглядеть старший колдун…
В то время, как Тилара и Эдна шли по пыльной, выжженной солнцем дороге, в замке Дарквилл было тихо и сумрачно. Джоанна Ортон лежала на огромной старинной кровати, под вышитым покрывалом, на высоких шёлковых подушках. Две повитухи хлопотали около неё. В комнате ярко горел камин, не смотря на то, что был июнь, но она не чувствовала жара; ей было холодно, и только лицо горело лихорадочным огнём. Шёл уже шестой час с тех пор, как начались роды; в первые часы она кричала, но теперь ребёнок, казалось, затих и перестал биться; обессиленная, в холодном поту, Джоанна лежала в постели, предоставленная заботам старух. Она понимала, что умирает; но ей было всё равно, хотелось одного – закрыть глаза и погрузиться в сон.
Несколько часов подряд Джеймс Ортон ходил взад и вперёд по гостиной, тревожно прислушиваясь к крикам Джоанны, лежавшей в комнате наверху, которую он оставил на попечении двух повивальных бабок. Но или Джоанна была слишком слаба, или деревенские повитухи плохо знали своё дело, – время шло, но долгожданного разрешения не наступало. С каждым часом надежд оставалось всё меньше. Джоанна страшно мучилась; она кричала, обливаясь холодным потом, но ребёнок никак не мог родиться. Никто почти и не надеялся, что тот родится живым.
К концу шестого часа Ортон вышел из гостиной, в сердцах хлопнув дверью. Со дня их свадьбы ещё не прошло и года; Джеймс любил жену, это был его первый ребёнок, и он продолжал надеяться, не смотря ни на что. Он хорошо помнил тот день, когда впервые привёз в Дарквилл черноволосую хрупкую девушку – в девичестве её звали Джоанна Брэкли, и она жила в замке своего отца с родителями и братом Альфредом. Ортон сразу полюбил и Джоанну, и всю её родню; один только брат не понравился ему – он оказался злобным и угрюмым, с тяжёлой челюстью и мрачными, смотревшими исподлобья глазами. После смерти родителей он унаследовал их фамильный замок, который был, правда, намного меньше Дарквилла и далеко не таким роскошным. Вскоре после свадьбы Джоанна осиротела; её родители умерли, заразившись какой-то болезнью при посещении бедняков, и, кроме мужа и брата, у неё никого не осталось на свете. Через полгода умерла и мать Джеймса Ортона. Горе, казалось, ещё больше сблизило этих двоих; за то короткое время, что они были вместе, ни одна ссора не омрачила семейного счастья.
А теперь… Теперь Джоанна умирала, и он ничем не мог ей помочь…
Джеймс вышел из замка и направился к берегу моря. Берег был безлюден, только чайки кружились в безоблачном небе. Путь Ортона лежал к отвесной скале, слегка нависавшей над водой. Он обогнул её и увидел маленькую хижину, прилепившуюся к скалам, наподобие хижин рыбаков.
Дверь была приоткрыта, и Ортон вошёл, даже не постучав. За столом, отвернувшись от дверей, сидел человек. Перед ним на простом деревянном столе лежала раскрытая книга; он что-то писал и, казалось, был так увлечён своим занятием, что не заметил Ортона.