Колеса фортуны
Шрифт:
«Даю слово, скоро встретимся».
Вот ведь херня какая.
Эпизод5.Наутро жизнь снова казалась простой и легкой. Была суббота, мать оставалась дома, и я пошел гулять.
Во дворе я встретил Светку. Я поцеловал ее, она оглянулась.
Не то чтобы она мне так уж нравилась. Но вы должны меня простить: нам обоим было всего по восемнадцать. Причем ей — с сегодняшнего утра.
— Ты приходи сегодня к семи, — сказала она. — Я всех к семи пригласила. А мать только завтра вечером приедет. Ты понял?
— Я не могу так долго ждать, — шепнул я ей на ухо.
День был теплым и обещал стать жарким. Мы шли по городу и болтали о пустяках: я рассказывал Светке о том, как мы в первый раз покатались на нашем автобусе и что из этого вышло. Забавно: я придумывал все новые подробности, и мне было весело от своего вранья. Так, в моем рассказе мы все-таки врезали ментам по разу, но от души, после чего те, посрамленные, забились в свои унылые жигули и уехали за подкреплением. Светка, конечно, не поверила. Но я был цел, невредим и горд собой, и она смотрела на меня и улыбалась. А чего мне еще было надо?
Наш город можно было пройти вдоль и поперек за час, как школьный курс астрономии. А если иметь цель — то и быстрее. Цель у меня была. Мне хотелось затащить Светку на речку, на наше излюбленное место (написал и скривился) — главное, чтобы там не оказалось других желающих.
Там не было никого. Мы продрались сквозь кусты и оказались на небольшой полянке, сухой и чистой, поросшей свежей мягкой травкой, как бывает только в начале лета. Прислушались. Всё тихо.
Через полчаса мы лежали рядышком, касаясь головами, и глядели на небо. От вчерашних туч не осталось и воспоминания: безграничный голубой экран наискосок пересекал след от реактивного самолета — две расходящиеся и тающие белые линии, как будто кто-то начал писать прямо по небу гигантский иероглиф, да так и не решил, какой. Я водил пальцем в воздухе, пока Светка не спросила:
— А что ты пишешь?
Я нарисовал знак вопроса.
— Ну что, что?
— ХЗ, — вычертил я.
— Это что такое?
— «Бмв X3». Куплю когда-нибудь, — сказал я.
(Не помню, существовала ли в то время такая машина или я сам ее придумал. Раз написал — наверно, уже была. На том и порешим. В моем повествовании встретится еще немало неожиданного).
Светка потянулась ко мне и что-то нарисовала пальчиком на моей груди.
— Это сердечко, — догадался я.
— А ты меня любишь? — прошептала Светка.
И я опять не знал, как мне ответить. В те времена мне казалось, что слово «люблю» в нашем языке придумано какими-то врагами и вредителями. Сами подумайте: чтобы сказать «люблю», сперва надо по-дурацки вытянуть губы трубочкой, а потом уже совершенно бесстыдно изобразить звук плевка: «п-плю», сложив при этом губы, как для поцелуя. Уж лучше просто поцеловать. Именно это я и собирался сделать — и тут совсем рядом послышался натужный рев мотора.
Машина двигалась вдоль берега, похоже, прямо к нам.
«Сиди тут», — сказал я Светке. А сам пролез между кустов, чтобы лучше видеть.
И то, что я увидел, мне не понравилось.
Длинный черный «бмв», едва не буксуя в песке, проехал вдоль воды и остановился. Из него вышли трое. Двоих я не знал: по виду это были обыкновенные бандиты с рынка, темноволосые и смуглые, в традиционных куцых куртках из плохой кожи. Третьим был Дима, или Данияр, старший брат Шерифа. Я замер.
Дима выглядел плохо. Даже очень. У него была рассечена губа, и приехал он сюда явно не по своей воле. Они продолжали разговор, начатый в машине: я не понимал на этом языке ни слова, кроме нескольких ругательных, которым меня научил Шериф. Хотя гортанная речь темных не была похожа на мягкое башкирское наречие Данияра, но говорившие явно понимали друг друга. Темные наседали. Дима отвечал коротко и нервно, иногда принимался оправдываться, но как-то неубедительно. Его трясло, как от холода. Он был близок к истерике, и я отлично знал, в чем тут дело.
Дима торговал наркотиками. Его мать, конечно, знала об этом. Еще пару лет назад он был общительным и дружелюбным, куда разговорчивее брата. Мы с Максом иногда просили Шерифа раздобыть чего-нибудь, и он брал это у Димы задешево, а чаще просто так; кроме того, Дима знал множество профессиональных анекдотов. Конечно, героин мы никогда не пробовали, он нам и не предлагал. У него была своя клиентура. До самого последнего времени.
Похоже, что теперь он не продавал, а покупал. И еще было похоже, что покупать ему не на что. Обычно таких дилеров-неудачников сдавали ментам, чтобы те выполняли свой план и не слишком задирали расценки на услуги. Но с Данияром все было серьезнее. Месяца полтора назад Шериф обмолвился, что с братом не все ладно: кажется, он попал на бабки, иными словами, не расплатился с хозяевами, и теперь у него возникли реальные проблемы. Эти проблемы решались сегодня прямо на моих глазах.
А может быть, и не решались. Базар крепчал. Должник просил об отсрочке, отсрочку ему не давали. Ему совершенно точно нужно было поскорее вмазаться, а взять было не на что, и темные отлично об этом знали. Как знали и то, что никуда от них он не денется. Время от времени до меня долетали русские слова, например, «комната приватизированный, да?», «п…дец» и почему-то «холодильник». Мне стало тревожно. А ну как этот несчастный торчок продаст комнату — где тогда будут жить Шериф с матерью? Наконец, Дима что-то такое сказал темным, что они переглянулись, засмеялись, а один даже хлопнул Диму по плечу и произнес по-русски:
— Ну, пилять, ты сам захотел, да?
И разговор как-то быстро закончился. Я нахмурился: перед тем, как прикрыть базар, темные несколько раз повторили имя «Раиль». Раилем Шарафутдиновым, как вы помните, звали нашего друга Шерифа. Я не знал, что и думать.
Дима о чем-то попросил, и ему разрешили. Все трое вернулись в машину. Что происходит за тонированными стеклами, я не видел. Минут десять спустя дверца открылась, и Дима, шатаясь, выбрался наружу. Укол подействовал, как выстрел: он сперва неловко опустился на песок, потом упал набок. Водитель вышел из машины, внимательно поглядел на лежащего, затем захлопнул открытую дверцу, вернулся и сел за руль. «Бмв» завелся и двинулся по песку прочь, выбираясь на дорогу. Я выбрался из кустов и бросился к Диме. Он так и лежал на песке без движения, с закрытыми глазами. «Надо посмотреть зрачки», — мелькнуло у меня в голове. Я встал на колени и попытался это сделать, но каким зрачок должен быть и каким не должен, я не знал.
«Светка», — позвал я, и она вылезла тоже. Увидев то, что видел я, она перепугалась до полусмерти. Мне показалось, что она вот-вот убежит. Я поднялся и постарался ее успокоить. А потом снова присел на корточки и попробовал найти пульс: запястье Димы было холодным, но какой-то пульс, кажется, прощупывался. Что делать дальше, я не знал. Ну, то есть, я знал только, что делают в подобных случаях те редкие люди, которые еще не привыкли находить на лестничной площадке или на автобусной остановке тела умирающих от передоза наркоманов.