Колесница призраков
Шрифт:
«Куда же он идет?» – подумала девушка и внезапно увидела, что она тоже стоит посреди поля брани и призрак направляется к ней. Она попыталась убежать, но ее ноги словно приросли к траве. Призрак остановился на расстоянии полушага от нее и стал что-то громко говорить на языке, который Катя не понимала. Он словно обвинял ее в чем-то и одновременно что-то требовал. Потом протянул руки к шее девушки и, глядя ей прямо в глаза, стал медленно сдавливать шею. Катя чувствовала, как внутри ее начинает шевелиться холодная, влажная змея ужаса, рожденного его взглядом. Собрав все силы, девушка рванулась. Освободиться из рук призрака она не смогла, но ей удалось проснуться. Она лежала на кровати, мокрая от пота, и тяжело дышала.
Наконец немного придя в себя, Катя пошла в ванную, чтобы умыться, и тут в коридоре, возле родительской спальни, снова встретила Аттилу, на этот раз уже не во сне. Призрак был виден почти по пояс, а его смуглое скуластое лицо было румяным, как у живого. Несколько мгновений Катя и привидение смотрели друг на друга. Потом губы призрака презрительно скривились, он погрозил девочке пальцем и медленно поплыл по воздуху, удаляясь от нее. Чувствуя себя абсолютно опустошенной, девушка смотрела, как привидение постепенно растворяется в воздухе. Наконец оно совсем растаяло, и только особый душный запах сырости, разлившийся по квартире, не оставлял сомнений, что призрак только что был здесь. Но вот исчез и он, и Катя поняла, что привидение ушло окончательно.
Утром первым делом она отправилась к Егору. Гений уже давно не спал. Книги были хаотично свалены на кровати, компьютер со снятой крышкой процессора стоял на полу, а сам Егор что-то паял, обложившись микросхемами. Катя увидела синеватый дымок, идущий от паяльника, и вдохнула приятный смолянистый запах припоя.
– Федор, я же просил, не мешай! – нетерпеливо крикнул Егор, не оборачиваясь.
– Это не Федор, это я, – сказала Катя.
– Я счастлив, что это ты. Если хочешь, сядь куда-нибудь и почитай, только, умоляю, не стой над душой и не отвлекай меня! – Продолжая работать, Егор махнул ей рукой, что у него, вероятно, обозначало приветствие.
– Я видела Аттилу ночью во сне. Потом встала, а он в коридоре. Мне страшно, я чувствую: ему что-то от меня нужно, – пожаловалась Катя.
– Да-да… – рассеянно откликнулся Егор, и Катя поняла, что он по своему обыкновению все прослушал. – Я тут делаю одну штуковину. Всю ночь не спал, – сказал Гений, выискивая в картонной коробке микросхему. – Сегодня к вечеру все закончу. Тогда и покажу.
Вздохнув, Катя осторожно вышла и закрыла за собой дверь. В эту минуту она пожалела, что Егор не влюблен в нее. Тогда бы он, во всяком случае, был повежливее. Подумать только, привидение ночью едва ее не прикончило, а ему хоть бы хны. Знай паяет свои микросхемки.
«Ну ничего! Вот только влюбись в меня когда-нибудь! Я тебя тогда вдоволь помучаю!» – решила Катя и взглянула на часы. На первый урок она уже опоздала, а еще чуть-чуть – опоздает и на второй. Девушка заспешила было в школу, но на лестнице столкнулась с художником Кисточчи, который шел ей навстречу вместе с трубачом Поддувайловым. На лестнице было тесно, и Катя остановилась на площадке, пропуская их.
– Что за картину я задумал! – восторженно говорил Кисточчи. – Прелесть что за сюжет! Представь крышку канализационного люка, а к ней посередине привинчен ботинок. Дырявый такой ботинок, ужасного вида, я его у одного бомжа на бутылку пива выменял. И называется все это «Образы города»! Ну как?
– Ничего, – осторожно откликнулся Поддувайлов. – А где ты возьмешь крышку?
– Сопру где-нибудь! Погружу на свой мотоцикл и подвезу к подъезду, а здесь-то уже втащить не проблема, – махнул рукой Кисточчи.
Художник-авангардист не рисовался – стащить крышку канализационного люка и привезти ее на своем «Урале-Соло», переделанном в «Чоппер», для него действительно не было проблемой.
– Слышь, Кисточкин, а вдруг кто-нибудь упадет в дырку люка и свернет шею? – спросил Поддувайлов.
– Да ладно тебе! Что люди, слепые, что ли? – поморщился Кисточчи. – Уж скорее от твоей трубы кто-нибудь оглохнет. Кстати, почему ты вчера не играл? Я уже и затычки для ушей приготовил.
Прежде чем ответить, Поддувайлов встревоженно покосился на Катю, мимо которой они в этот момент проходили, но девушка уставилась в окно и сделала вид, что ее занимают совсем другие мысли.
– Ты мне не поверишь, но вчера ко мне приходила тень отца Гамлета или что-то в этом роде! – сказал музыкант.
– Полный атас! – расхохотался художник. – Вот это клево! Почему не поверю – поверю!
Кисточчи остановился на площадке у окна и стал рыться по карманам в поисках ключей. Это дало возможность Кате дослушать их разговор.
– Клянусь, я не вру! – горячо воскликнул трубач, обиженный равнодушием приятеля. – Я расскажу тебе, как все было. Я репетировал на трубе сигнал «к бою!». Ты не мог его не слышать. Раньше его играли в кавалерии. Вот такой: «Ру-ту-ру-ту-ту!»
– Да знаю я его, знаю. Ври дальше! – поощрил его художник.
– Я сыграл раза два и вдруг слышу запах, вроде кто-то трубку закурил, а потом прямо из стены – клянусь, из стены! – выходит человек. Высокий такой, плечистый, останавливается и смотрит. У меня, естественно, мундштук сразу изо рта вывалился. Он видит, что я не играю, и рукой мне нетерпеливо машет: мол, чего ты остановился? Играй!
«Аттила! Значит, он теперь всем показывается!» – подумала Катя, затаив дыхание слушавшая разговор, но то, что она услышала дальше, заставило ее сильно усомниться в первоначальном предположении.
– И как выглядела эта твоя тень отца Гамлета? В древнем королевском одеянии и в плаще? – заинтересованно спросил Кисточчи, невольно заражаясь увлеченностью приятеля.
– Нет, мой призрак был широкоплечий, в красном гусарском ментике и вот с такими усами, закрученными в колечки, а на боку в ножнах у него висела сабля. Я набрался смелости, схватил фотоаппарат и щелкнул, а сегодня утром проявил и вижу, что на фото, кроме стены, ничего нет.
– Понятное дело. А что дальше было с твоим призраком?