Колесничие Фортуны
Шрифт:
И вот когда Лис в четвертый раз пытался втолковать соседу соль какого-то анекдота о Штирлице, вожак поднял руку и вокруг костра мгновенно воцарилась тишина. Кажется, даже комары смолкли, прекратив свою кровавую вакханалию. В этой гнетущей тишине неестественно четко раздавались слова моего напарника.
– Пойми ты, дурья твоя башка, этот Штирлиц – советский разведчик. А Мюллер – шеф гестапо, – выговаривал он, выразительными жестами подкрепляя свои слова. Говорил мой старый боевой товарищ уверенно и твердо, лишь едва немного медленнее, чем обычно. Для человека, знающего Лиса так долго, как я, это было вернейшее свидетельство высокой степени опьянения.
– Внимание, Рейнар! – окликнул я Сережу. И тут хозяин заговорил, обращаясь ко мне:
– Дорогие гости, осмелюсь узнать, понравилось ли вам наше угощение?
– О, ужин был превосходен! – прикладывая руку к груди и всем своим видом выражая глубочайшую благодарность радушному хозяину, произнеся, внутренне готовясь к тому, что должно было произойти дальше. Как я уже говорил, я не был англосаксом, однако предания старины глубокой знал совсем неплохо.
– Я рад, господа, что мы сумели угодить вам. Но, увы, мы люди не богатые. Все наше достояние – это то, что дарит нам этот лес, – произнес он, почему-то указывая на стоящий перед ним чеканный серебряный кубок великолепной гильдесгеймской [9] работы, почти до краев наполненный терпким анжуйским вином. Поистине обширность подвластного нашему хозяину «леса» поражала воображение.
9
Гильдесгейм – город, в котором размещалась известная в раннем средневековье мастерская в монастыре Св. Михаила (Германия).
– А потому, – продолжил разбойничий предводитель, – мы вынуждены просить вас оплатить эту скромную трапезу. При этом, господин рыцарь, я заклинаю вас, помните, что щедрость – одна из важнейших добродетелей, присущих вашему высокому званию.
«Ну вот и началось, – вздохнул я. – Пообедали. Пошло-поехало. Ладно, посмотрим, чем все это закончится».
– Рейнар, сколько может стоить все это пиршество? – Обратился я к Лису.
Он машинально назвал некую астрономическую сумму, услышав которую, я невольно усомнился, не спросил ли я вдруг у него о количестве листьев в лесу хлебосольного хозяина.
«Господи, это ж он о своей национальной валюте!» – догадался я, несколько успокаиваясь и мучительно пытаясь вычислить соотношение по биржевому курсу. В таком виде сумма выглядела куда как менее впечатляюще. Похоже, мой друг всерьез считал, что весь вечер мы пили неочищенный спирт, закусывая его третьесортной собачатиной.
Вздохнув, я полез в кошель и протянул нашему незваному метрдотелю несколько золотых монет. Это было втрое больше, чем стоил сегодняшний ужин, и раз в десять более того, что назвал Лис, но, как я имел возможность заметить, сдачи ждать не приходилось.
Разбойника подобная щедрость явно не устроила.
– Черт возьми, милорд, да вы, оказывается, пресквернейший скряга! Ваш приятель куда как щедрее вас.
Я невольно улыбнулся. Думаю, если бы нашему отважному оленебою пришлось когда-либо попытаться отнять у Рейнара медный пенс, он не долго бы придерживался такого мнения. Так уж устроен был мой верный напарник, что в любую минуту готов был отдать ради друга последнюю рубаху, но в остальных случаях каждую монету в чужих руках воспринимал как личное оскорбление.
– Вот этот рубин, – не унимался предводитель лесной
– Этот перстень очень дорог мне, – попытался возразить я.
– Тем более милорд! Тем более! Здесь он будет в большей безопасности, чем у вас на руке. Вы же знаете, жизнь благородного рыцаря так неспокойна и так полна опасностями, что можно враз лишиться и перстня, и руки. Ну а если ваша милость соскучится по этой прелестной вещице, мы всегда будем рады видеть вас вновь за нашей трапезой. Не правда ли, друзья мои? – обратился он к честной братии, внимательно следившей за «обуванием фраера ушастого», как выражался Лис.
Слова его были встречены бурным весельем. Право, я и не подозревал, что возможность моего повторного присутствия на подобном ужине может вызвать у разбойного люда такой приступ неконтролируемой радости.
– Сын мой, – произнес густым, низким басом широкоплечий коренастый разбойник в латаной сутане, чье объемистое чрево выплыло из окружающего мрака секунд на десять ранее его самого. Крест, усыпанный драгоценными каменьями, явно украшавший когда-то впалую грудь какого-то епископа, болтался у него под самым подбородком. – Неужели в те долгие часы, которые я провожу в изнурительном посте и покаянной молитве о спасении, заметь, ваших же многогрешных душ, ты пренебрегаешь заботой о делах матери нашей церкви? Не забыл ли ты собрать церковную десятину с этих почтенных странников?
– Прости меня, отче, ибо я согрешил, – скорбным тоном ответил придорожный джентльмен, молитвенно складывая руки перед грудью. – Эй, Том из Лудтона! – крикнул он, обращаясь к разбойнику, сидевшему слева от меня. – Прими у господина рыцаря его кошель. Я вижу по глазам, он горит желанием внести свою лепту в строительство новой часовни святого Дунстана в Компенхерсте.
– Благодарю вас, сэр, – пробасил толстяк, состроив рожу, наиболее, на его взгляд, соответствующую понятиям благочестия и смирения. – Быть может, этот скромный вклад, это никчемное, презренное золото станет той крупицей, которая поднимет перед вами засов на предвечных вратах святого Петра.
Разбойник, которого «верный сын церкви» назвал Томом, протянул руку, чтобы схватить кошелек, висевший у меня на поясе. Он уже почти дотянулся до него, но тут правая моя рука намертво перехватила его запястье, а ребро левой врезалось туда, где под тонкой нежной кожей располагалась сонная артерия. Бедняга обмяк, не успев понять, в чем дело. В ту же секунду я вскочил на ноги, держа несчастного Тома за шиворот перед собой, словно полуживой щит.
Удар, предназначавшийся мне, свернул челюсть незадачливому грабителю, но, видит Бог, я не оставил обидчика без справедливого возмездия. Получив удар под коленный сгиб, он обалдело взмахнул руками, ища опору в воздухе, и рухнул в костер. Запахло паленым.
За спиной моей послышался характерный гул. В ход пошли знаменитые литые нунчаки, изготовленные по спецзаказу для моего друга. Судя по раздававшимся воплям, выпитое никоим образом не сказывалось на его мастерстве. Краем глаза я мог различить и Виконта, прижавшегося к скале и ожесточенно отбивавшегося от наседающих на него разбойников. Вот один из них сложился пополам, получив сокрушительный удар ногой в живот. Вот другой со всего маху ткнулся лицом в каменную стену и сполз, цепляясь скрюченными пальцами за мох.