Колесо судьбы
Шрифт:
— Милая, первый мужчина, который будет с тобой после того ужасного случая, должен быть самым лучшим, достойным тебя, только твоим.
Нежно, с любовью он держал ее в объятиях, пока она рыдала, и даже чуть не заплакал сам.
Следующая неделя была самой тяжелой в ее жизни, и наконец он улетел в Лондон, а Тана ощутила себя затерянной на берегу моря. Она была снова одна, со своими учебниками, с Гарри. Каждый день, взяв учебники, она ходила в больницу, и выглядела она усталой, бледной, мрачной.
— Да-а, глядеть на тебя — одно удовольствие. Что с тобой, черт возьми? Ты заболела?
Почти
Глава 11
Солнце заливало комнату, где Гарри лежал, пытаясь читать. Он смертельно устал от своего дневного расписания: час в бассейне, два часа физиотерапии. Каждый день одно и то же, надоевшее ему до чертиков. Он взглянул на часы, зная, что скоро придет Тана. Вот уже больше четырех месяцев он находился у Леттермана, и она приходила каждый день, приносила с собой пачки бумаг и заметок, горы книг. И почти тотчас же, как он подумал о ней, открылась дверь и она вошла. За последние месяцы Тана похудела: она чересчур усердно училась и все время моталась между Беркли и больницей. Гаррисон Уинслоу предлагал купить машину для нее, но она наотрез отказалась даже обсуждать это.
— Привет, детка, чувствуешь подъем? Или это звучит грубо? — Тана усмехнулась, а он засмеялся.
— Ты отвратительна, Тэн. — Сейчас он был уже не так щепетилен, как раньше. Пять недель назад он переспал с медсестрой-студенткой, немного «творчески», как он сказал терапевту, пришлось проявить некоторую изобретательность, но обоим это понравилось, и Гарри ничуть не волновало, что девушка обручена. Здесь не было и речи о настоящей любви, и он не намеревался испытывать судьбу с Таной. Она для него значила чересчур много, как он сказал отцу, да и своих проблем у нее хватало. — Что ты сегодня делаешь?
Она вздохнула и села, печально улыбаясь.
— Что я всегда делаю? Всю ночь учусь, ворошу, заполняю бумаги, сдаю экзамены. Господи, еще два таких года я не выдержу.
— Еще как выдержишь, — улыбнулся он. Она наполняла светом его жизнь, без ее ежедневных визитов он пропал бы.
— Почему ты так уверен? — Временами она сама в себе сомневалась, но как-то всегда ей удавалось продолжать. Всегда. Она не позволяла себе останавливаться. Она не могла позволить Гарри пасть духом и не могла позволить себе запустить учебу и вылететь из колледжа.
— У тебя столько упорства и решимости, как ни у кого. Ты добьешься своего, Тэн.
Стойкость, вера — вот что они давали друг другу. Когда он бывал подавлен, она орала на него, чуть не доводя до слез, заставляла его стараться делать все, что от него требовали; а когда она думала, что все, больше и одного дня не вынесет в Боалте, он придирчиво экзаменовал ее, будил ее после короткого сна, конспектировал для нее учебники.
Неожиданно он усмехнулся:
— Да и вообще, не такое уж это трудное дело — учиться на юриста. Знаю, прочел кое-что из того, что ты оставила.
Тана улыбнулась. На это она и рассчитывала. Но когда повернулась к нему, лицо ее было равнодушным.
— Да ну? Почему тогда ты не попробуешь?
— С какой стати мне нагружать горб?
— А что тебе еще делать? Сидеть на заднице и клянчить помощи у медсестер? И сколько это будет тянуться? В июне тебя собираются вышвырнуть отсюда.
— Это еще не наверняка. — При этой мысли Гарри занервничал. Он не был уверен, что готов отправиться домой. И куда домой? Отец столько разъезжает, что не сможет все время быть с ним, даже если бы и хотел. Конечно, можно поселиться в гостинице, у «Пьерра» в Нью-Йорке есть квартира, но от всего этого веет таким страшным одиночеством.
— Что-то не очень тебя радует мысль о возвращении домой. — Тана наблюдала за ним. Несколько дней назад она разговаривала об этом с Гаррисоном (он позвонил из Женевы). Он звонил ей каждую неделю, чтобы справиться о Гарри, и она знала, что чувство его к ней по-прежнему горячо, и сама она не охладела, но они приняли решение, и пути назад не было. Гаррисон Уинслоу не предаст своего сына. Тана понимала его и была согласна.
— Мне некуда возвращаться, Тэн, у меня нет дома.
Она думала об этом и раньше, но не слишком серьезно, но все-таки кое-какие мысли у нее были. Может быть, пора открыться ему?
— А что, если ты будешь жить со мной?
— В твоей унылой комнатенке? — Он засмеялся, но и ужаснулся. — Уже то плохо, что я прикован к креслу. Но жить на свалке — нет уж, увольте. И кроме того, где я буду спать? На полу? — Он состроил отвратительную рожу, и она засмеялась.
— Можно найти место для нас двоих, если цена будет не слишком высокая, чтобы я могла выплачивать свою долю.
— И где же? — Эта мысль еще не совсем захватила его, но что-то привлекательное в ней было.
— Не знаю… Может быть, в Хайт-Эшбери? — Не так давно она проезжала через этот район, где хиппи облюбовали себе местечко. Только-только начинался хипповый бум. Она, конечно, дразнила его. Там невозможно было прожить, если не носить летящих одежд, не оглушать себя все время ЛСД. — Ну а серьезно, мы могли бы найти что-нибудь, если поискать.
— Квартира должна быть на первом этаже. — Он задумчиво посмотрел на инвалидное кресло, припаркованное к спинке кровати.
— Знаю. И у меня есть еще одна идея. — Она решила одним махом сразить его.
— Что еще? — Он откинулся на подушки и смотрел на нее, счастливый. Эти месяцы, такие трудные для обоих, связали их чем-то особенным, и теперь они были близки настолько, что ни он, ни она не могли себе представить, что такое вообще возможно. — Слушай, ты не даешь мне ни секунды покоя. Всегда у тебя наготове какой-то план, какая-то задумка. Ты меня утомляешь, Тэн. — Но это вовсе не было жалобой.