Колесо судьбы
Шрифт:
— Она, наверное, сейчас испытывает состояние подъема, — Артур с улыбкой посмотрел на сидящую перед ним уже немолодую, но еще очень привлекательную женщину: волосы чуть тронуты сединой, глаза огромные, темные, и во всем ее облике чувствуется нечто изящное и утонченное.
Ее дочь была выше ростом, немного угловатая, точно молодой верблюжонок, красивая той, еще не вполне расцветшей красотой, которая через пару лет будет заставлять мужчин останавливаться и смотреть ей вслед. Она выбрала себе колледж «Грин-Хиллз», расположенный в самом сердце Юга, и поступила туда сама, без чьей-либо помощи. Артур не одобрял ее выбора, для девушки с Севера он казался более чем странным: это был женский колледж, где учились
— Если судить по громкости звучания ее плейера, засмеялась Джин, — то она уже целый месяц в истерике.
— Лучше не говори мне о таких вещах. Вчера звонил Билли: на будущей неделе он приезжает домой с четырьмя товарищами, я совсем забыл тебе сказать об этом. Они хотят остановиться в павильоне бассейна. Боюсь, что после них там не останется камня на камне. Благодарение богу, они пробудут здесь всего две недели, а потом отправятся куда-то еще.
Билли Дарнингу уже сравнялось двадцать лет, и он теперь буйствовал еще больше, чем раньше, судя по тем письмам, которые присылали из колледжа его отцу.
Прочитав их, Джин решила, что, вероятно, он все еще переживает из-за смерти матери. Это была тяжелая утрата для всех, а ему было всего шестнадцать лет, когда она умерла; как-никак переходный возраст, думала сердобольная Джин Робертc, надеясь, что постепенно все уляжется.
— Между прочим, Билли устраивает вечеринку в будущую субботу. Он проинформировал меня об этом и просил поставить в известность тебя.
Она улыбнулась.
— Я сейчас запишу. Какие-нибудь особые пожелания?
Артур усмехнулся: она знала их слишком хорошо.
— Оркестр, выпивка на две или три сотни гостей. Кстати, передай приглашение Тане — это ее развлечет. Она может взять с собой одного из своих друзей, который привезет и увезет ее в своей машине.
— Я ей скажу. Не сомневаюсь, что она будет в восторге. — Джин говорила заведомую не правду: Тана ненавидела Билли всю свою жизнь, однако мать заставляла ее быть с ним любезной при встречах. Теперь им снова предстоял нелегкий разговор: после всего, что сделал для них Артур, Тана обязана быть вежливой и принять приглашение, она не имеет права забывать о его благодеяниях.
— Но если я не хочу! — Тана упрямо посмотрела на мать, тогда как из ее комнаты разносились на всю квартиру оглушительные звуки стереосистемы. Пол Анка с чувством исполнял популярную песню «Положи головку мне на плечо» по меньшей мере уже в седьмой раз, приводя в исступление мать девушки.
— С его стороны очень мило пригласить тебя, Тэн. Ты можешь пойти хотя бы ненадолго. — Этот аргумент Джин использовала уже повторно: она твердо решила на сей раз взять верх над дочерью. Нельзя допустить, чтобы Тана показалась невежей.
— Что значит ненадолго? Час туда, час обратно. Кому это нужно — ехать в такую даль из-за десяти минут? — Она нетерпеливо перекинула через плечо длинные золотистые волосы. Тана знала, какой настойчивой может быть ее кроткая мать, когда речь идет о Дарнингах. — Оставь это, мам, я уже не ребенок! Почему я должна делать то, что мне не хочется? Почему ты считаешь грубостью простой отказ? У меня могут быть свои планы на этот вечер. Через две недели я уезжаю, мне хочется побыть со своими школьными друзьями. Ведь мы с ними расстаемся, возможно, навсегда… — У нее был такой несчастный вид, что Джин сказала с улыбкой:
— Мы обсудим это в другой раз.
Тана тихонько застонала: она хорошо знала, как проходят такие обсуждения: мать будет стоять насмерть, если дело касается Билли, не вызывающего у Таны ничего, кроме отвращения. А Энн была еще хуже брата: чванливая, надменная, сноб до мозга костей. Несмотря на показную вежливость, она не слишком-то стеснялась с Таной, которая догадывалась, что Энн ведет распутный образ жизни: на прежних вечеринках брата она слишком много пила. С Джин она говорила в снисходительной манере, что вызывало у Таны желание надавать ей пощечин. Но она знала, что любой, даже слабый намек на ее истинные чувства снова приведет к тяжелой стычке с матерью. Такое бывало уже не раз, и сегодня Тана не была к этому расположена.
— Запомни раз и навсегда, мам: я туда не пойду.
— Но ведь до субботы еще целая неделя! Зачем принимать решение именно сегодня?
— Я тебе уже сказала… — Зеленые глаза смотрели непреклонно, в них зажглись недобрые огоньки. Джин знала, что в такие минуты ее лучше не трогать.
— Что разморозить на обед? — спросила она дочь. Зная ее испытанные тактические приемы, Тана решила поставить точку в их разговоре, не откладывая его на потом. Она последовала за матерью на кухню.
— Я уже вынула из морозилки бифштекс для тебя, г меня к обеду не жди — сегодня мы встречаемся с одноклассниками. — Она выглядела немного смущенной: ей хотелось самостоятельности, и в то же время она не любила оставлять Джин одну. Тана знала, как много дала ее мать, сколько принесла жертв. Она слишком хорошо понимала, что всем обязана ей, а вовсе не Артуру Дарнингу с его испорченными, эгоистичными, избалованными сверх всякой меры детками. — Ты не возражаешь, мам? Я собираюсь не на свидание. — Голос дочери звучал примирительно.
Джин обернулась и посмотрела на дочь: она казалась старше своих восемнадцати лет. Их связывали особые отношения: они очень долго жили одни, только мать и дочь; они делили горе и радость, плохое и хорошее; мать никогда еще не подводила Тану, а та была разумной и послушной дочерью.
Джин улыбнулась ей в ответ.
— Я хочу, чтобы ты имела друзей и ходила на свидания, моя радость. Завтра у тебя особенный день.
Назавтра они собирались пообедать в ресторане «21». Джин бывала там не иначе как с Артуром, но по случаю выпуска Таны можно было позволить себе некоторые излишества, и Джин решила, что ей нет нужды скаредничать. Она получала несравнимо большее жалованье в «Дарнинг Интернэшнл», чем двенадцать лет назад, когда работала в адвокатской фирме, но оставалась по-прежнему очень бережливой и экономной. За восемнадцать лет, прошедших после гибели мужа, ей пришлось многое пережить. Всю жизнь ее одолевали заботы — Энди Робертc в этом отношении составлял ей полную противоположность. Тана походила скорее на отца: веселая и озорная, она чаще смеялась и воспринимала жизнь легче, чем Джин. Но, с другой стороны, и жить ей было легче: было кому любить и опекать ее. Жизнь девушки складывалась более удачно, и мать нередко напоминала ей об этом.
Джин достала сковородку, чтобы приготовить себе бифштекс. Тана ласково ей улыбнулась.
— Я с нетерпением жду завтрашнего вечера, мам. — Она была тронута, узнав, что мать поведет ее в такой дорогой ресторан.
— Я тоже. Куда ты идешь сегодня?
— В «Деревню», на пиццу.
— Будь осторожна, — озабоченно сказала Джин. Она всегда беспокоилась за дочь, куда бы та ни уходила.
— Я всегда осторожна, мам.
— Будут ли там мальчики, чтобы защитить тебя в случае необходимости? — Джин невольно улыбнулась, спросив об этом: порой так трудно определить, откуда исходит угроза, а откуда можно ожидать защиты; иногда то и другое неотделимы.