Колхоз: Назад в СССР 5
Шрифт:
Короче, я выбрал единственный верный вариант. Просто замолчал и не отвечал ничего. К тому же, в этот момент, не зависимо от своего желания, вдруг представил, что же пришло в голову 65-ти летней Елене Юрьевне, когда она прочитала, будто я мечтаю о её груди. А потом ещё добавил, что это меня возбуждает. Земля медленно поплыли куда-то в сторону. Мне было уже не страшно. Я был в ужасе. Потому что начал догадываться, на кой черт она раскрасилась, как индеец перед боем, и нацепила это платье.
С одной стороны, хотелось истерически расхохотаться, с другой стороны, я боялся, что она доложит об этой ситуации матери и не будет больше симпатичной Елены Юрьевны. А если не доложит, то
Ситуация разрешилась неожиданным образом. Поправив прическу взмахом ладони со старческими пигментационными пятнами, а я успел разглядеть и это, кокетливо улыбаясь, она пониженным голосом пробасила.
— Если честно, я сначала разозлилась на Вашу дерзость, но потом, должна сказать откровенно, поняла, что было приятно получить от Вас такое неожиданное признание. Приятно, как женщине, само собой.
В который раз за одно утро земля ушла у меня из под ног. Думаю, вот это номер. То есть, даже не скрывает.
Неожиданно появилось вдохновение. Опять же, на фоне стресса, так думаю. Ясен хрен у меня был стресс. Я вообще не хотел эту женщину. А от мысли, что она может хотеть меня, становилось дурно. Но и сказать ей в лоб все это не мог. Уже тогда я понимал, категорично нельзя отказывать женщине в грубой форме.
— Елена Юрьевна, простите меня, пожалуйста, за вольность! Весна. Гормоны. Я сам не свой. Мне всегда нравились женщины старшего возраста. Простите, что проявил слабость. Я не должен был так делать. Я обещаю, что больше никогда не позволю себе подобного по отношению к Вам! — Выпалил на одном дыхании и замер, прислушиваясь к звукам внизу. Пытался сообразить, если я закричу, сразу ли прибежит охрана. Ибо, в случае любых поползновений с её стороны, самому мне не отбиться.
— Не надо извинятся, Денис. Я одинока, как женщина. Вы, несмотря на молодость, привлекательны и тоже одиноки. Все предельно ясно. Вам не хватает материнской любви… Мы же взрослые люди, я Вас прекрасно понимаю и ничто человеческое мне не чуждо. Если и Вы понимаете о чем я…
На этих словах она опять кокетливо улыбнулась, а я подумал: “Мля, какой лютый мандец!” Главное, меня уже называют взрослым, и это хреновый признак.
Она сделала паузу. Я молчал. Язык отнялся. Соображал, если выпрыгну в окно, сломаю ли ноги. Блин, но лучше я себе ноги, чем она мне психику. Елена Юрьевна вздохнула томно и продолжила.
— Мне кажется, Вы сейчас находитесь в состоянии посттравматического стресса, связанного с будущим поступлением. Вы не совсем адекватны. Вам надо отдохнуть. Давайте впредь будем считать, что этого разговора не было…
Никогда в жизни с такой скоростью и восторгом я не соглашался с человеком, намекающим, что я псих…
И вот сейчас, пока Матвей Егорыч и Семён спорили, я вдруг вспомнил этот случай. Казалось бы, при чем тут Елена Юрьевна и рассказ деда. Теоретически — ни при чем. А по факту — меня осенило. Что я знаю об Аристархе Милославском? Кроме того, что он удивительный мудак. Да ничего! Откуда, кто такой и вообще, где его маман отыскала — ничего этого нет в моей голове. А вот теперь вернёмся к тому случаю с Еленами Юрьевнами.
Имя одно и то же, а люди разные. Сам факт. Имя принадлежит одному человеку, но в итоге на его месте оказался другой. А теперь, можно добавить к этому слова Матвея Егорыча про послевоенное время. Путанница с документами, все такое.
Но главное, Нина Григорьевна, когда рассказывала про завод, сделала акцент. Мол, так строго отбирали народ, что проверяли всю семью. И этот отдел военный. Ерунда. Гебешники сто процентов сидели. Соответственно, сбить с истинного пути Милославского после того, как он стал инженером, не могли. Раз он прошел все проверки, значит, человек надежный. Соответственно, срочно необходимо поговорить с маменькой и выяснить, как она познакомилась с Аристархом. Есть у меня теперь мысль. И это, конечно, будет полная задница.
Глава 9. О верности поговорки, мы предполагаем, а в итоге, дуля на плстном масле.
Светланочка Сергеевна будто сквозь землю провалилась. Я обежал всю округу. Нет её нигде. Ни на пруду. Ни в саду. Ни даже у Ольги Ивановны. А к соседке я тоже заглянул.
В итоге, получил пожелание провалиться сквозь землю, потому что, по твердому убеждению соседки, все проблемы в их селе начались исключительно после моего появления. С такой формулировкой я был в корне не согласен, но спорить не стал. По мне, наоборот, Зеленухи — одно большое проклятие. Удалился молча. И очень быстро. Сбежал, короче. Просто Ольга Ивановна, возлежавшая на диване со своей пострадавшей ногой, швырнула в мою сторону подушку. Видимо, решив, раз сам я "ко всем чертям" не хочу валить, то надо этому процессу помочь. А подушки, на секундочки, в деревне перьевые. То есть, внутри достаточно плотно набито перо. Не знаю, чье, потому что одной подушкой можно при хорошем ударе свалить пару человек. Тяжеленные, страсть насколько.
В общем, до вечера маман так и не обозначилась. Только когда дядька пришёл с работы и мы уселись за стол, Светланочка Сергеевна явила свой светлый лик, который, мягко говоря, был не совсем светлый. По причине нетрезвости данного лика. А если уж совсем откровенно, то маменька изволила быть в хлам. Просто в хламину.
От такого явления охренели все. Дядька, Настя, Машка, Андрюха, само собой я. Даже дед Мотя, который так и остался с нами, а соответственно, тоже был приглашен на ужин. Правда, его до глубины души поразило не состояние Светланочки Сергеевны, а то, что она ухитрилась налакаться без участия самого Матвея Егорыча. По мнению деда, которое было написано на его лице, это просто вопиющее хамство.
Во-первых, где-то же нашла компанию. Совершенно непонятно, где. Кто вообще рискнул устроить Милославской попойку. Во-вторых, Матвей Егорыч отказывался понимать, почему сам процесс обошел его стороной.
Но самое интересно, маман очень тщательно пыталась делать вид, что совершенно трезва.
Хотя со стороны это выглядело следующим образом.
Сначала калитка распахнулась с такой силой, будто ее хотели оторвать к чертям собачьим. Потом появилась Светланочка Сергеевна. Шла она заплетающейся походкой, выписывая ногами удивительные кренделя. Захочешь трезвым повторить, хрен получится. Босоножки держала в одной руке. При том, что на ногах у нее были то ли колготки, то ли чулки. Не знаю. Но явно не босяком. Уж на кой черт ей приспичило пялить эту часть женского гардероба на себя в жару, точно не понимаю.
Маман улыбалась счастливой, расплывающейся улыбкой, на мир смотрела мутным взглядом и, вообще, была в состоянии любви ко всему.
Нас она заметила не сразу. Вернее, не заметила вообще.
Все с той же улыбкой и той же походкой маменька продефилировала к колодцу. Буквально в метре от всех нас, сидевших за столом. Подошла, припала к ведру, которое, как всегда, было полным, и принялась жадно пить. Интеллигентная, эстетствующая госпожа Милославская глотала эту воду с таким звуком, что на забор, соединяющий двор с хозяйскими постройками взлетел удивлённый петух. Наверное, думал, новая какая-то скотина появилась в их вотчине.