Коллекционер душ. Книга 3
Шрифт:
— Мы договаривались, что я заплачу тебе за то, что ты пойдешь на ту сторону и попробуешь найти мою дочь. Свое слово ты сдержал.
Я взял кейс и кивком головы поблагодарил аристократа.
— Я не сошел с ума, Константин, и допускаю, что Милы может не быть в живых. Все мои старания могут быть всего лишь результатом бессмысленной надежды. Но это уже не ваши проблемы. Не проблемы тех, кто рискует своей жизнью, ради того, чтобы помочь мне.
— Когда я уходил, адская гончая взяла след, — сказал я. — Не теряйте надежды раньше времени. Возвращайтесь в парк Горького и ждите девчонок.
— Спасибо, Константин, — он похлопал меня по плечу. — Тебя подвезти?
— Нет. Спасибо. Я останусь тут. По крайней мере, пока не закончится операция.
— Хорошо, — снег под ногами аристократа захрустел за моей спиной, а затем дверь Мерседеса открылась. — Как будут новости, позвони мне.
Я не ответил. Мотор заведенной машины загудел, и она умчалась в сторону парка.
С кейсом, набитым долларами, в руке, стоя перед деревянными скрипучими дверями приемного покоя, сейчас я был готов отдать все, только бы Машка выжила. Но знал, что это не поможет. Только опытность врачей, ее жажда к жизни и воля случая. Вот самый эффективный рецепт.
Шмыгнув носом — подытоживая так свои размышления, — я вошел внутрь. Добрел до ближайшего деревянного сиденья, положил кейс под себя, сел на него и заснул.
Периодически я просыпался от грохочущих на весь коридор каталок с больными, привезенными только что. Сквозь сон слышал, как уборщица окунает тряпку в железное ведро и моет полы, а в нос забивается запах хлорки. Слышал и чей-то плач, который последовал сразу за спокойным голосом доктора, сообщившим печальную новость.
Н-да. Выспаться в этих условиях нереально. Даже с учетом того, что я чертовски устал.
— Молодой человек, — кто-то потряс меня за плечо.
Я открыл глаза. Вытер руками лицо.
— Нам будут нужны документы той девушки, с которой вы приехали. Паспорт и страховой полис, — сказал он.
— С собой нет, но я привезу. Как она?
— Операция прошла успешно. Но состояние стабильно тяжелое. Сейчас девушка в реанимации. Отдыхает.
— Можно к ней?
Врач отрицательно покачал головой.
— В реанимацию посетителям нельзя. Я напишу вам список того, что нам понадобиться. Можете привезти завтра вместе с документами. И не переживайте. Медсестры постоянно следят за больными.
— Хорошо, — покивал головой я.
— Где ваши родители?
— Мм…в командировке.
— Ясно. Кое-что из списка, который я дам, нужно будет купить… У вас есть деньги?
Я бросил взгляд на кейс.
— Есть.
После этого врач написал мне список и отправил домой.
Я вернулся в свою квартиру, упал на кровать и уснул, даже не сняв одежды. Проснулся на утро по будильнику в отвратительном настроении. Но физкультура, гигиенические процедуры и завтрак сделали свое дело. Я собрался и вышел из дома уже совершенно другим. Бодрым и решительным. На субботник, мать его.
— А! Ракицкий! Здравствуй, — Мирослава Игоревна вручила мне ведро с тряпкой и порошком. — Помоги Пушкину отмыть парты. Как пройдетесь по всем кабинетам, можете быть свободны.
— Пушкину? — я повернул голову и увидел аристократа.
Тот дружелюбно помахал мне рукой и снова принялся за дело.
— Да, — ответила завуч. — Надеюсь, совместное занятие поможет вам подружиться.
— Это вряд ли, — шепнул я себе под нос.
Мирослава Игоревна сделала вид, что не услышала и покинула помещение.
От безысходности я только пожал плечами и принялся за дело.
Торопиться было некуда. Футбольный турнир только начался, а закончится не раньше трех. До этого времени нужно держаться неподалеку от завуча, чтобы сообщить ей, если будут новости о Парфенове.
— Ну и геморроя ты всем нам подкинул, шкет, — посетовал старшеклассник спустя некоторое время, отдраивая крайнюю парту в первом ряду.
— Давай быть честными друг перед другом, Пушкин, — ответил я, не отрываясь от дела. — Я вам ничего не сделал. Вы сами создатели своих проблем. Или я не прав?
— Ты слишком задирист для пацана своего возраста и…бастарда, — сказал блондин. — Аристократы таких не любят.
— Это уже ваши проблемы, — хмыкнул я, высыпав еще немного порошка на рисунок поезда, над которым корявым подчерком было написано: «если ты не голубой, нарисуй вагон другой».
Некоторое время мы приносили пользу обществу в абсолютном молчании. Пока Пушкин не заговорил снова.
— Как твоя подружка?
Я поднял на аристократа глаза.
— Не понял?
— Ну как ее? У нее фамилия еще такая интересная… — задумался он.
— Клаус? — предположил я.
— Да-да, точно, Клаус! Как она держится?
— В каком смысле?
Пушкин нахмурился, затем заулыбался, показав свои белоснежные зубы.
— Значит она тебе ничего не рассказывает?
— А что она должна мне рассказывать? — я отжал тряпку и бросил ее на следующую парту.
Аристократ, противно лыбясь, подошел ближе и сел на стол, рядом с которым я замаливал свои грехи. Вернее, стирал их. И не свои, а чужие.
— А то, что ты, Ракицкий, у моих одноклассниц на хорошем счету.
Я понял, о чем говорит Пушкин. Даже перестал натирать парту.
— К ней опять пристают? — спросил я прямо.
— Это мягко сказано, — кудрявый, добившись моего внимания, вернулся к работе. — Прохода не дают. А после вчерашнего инцидента они вообще озвереют. Снова будут пытаться отбить тебя у нее. Боюсь представить, что начнется! Пятиклассник, сумевший дать отпор старшеклассникам. Барт опять начнет петь о тебе дифирамбы.
— Юля? — удивился я. — В последний раз она прошла мимо меня и даже не поздоровалась. Или поздоровалась?