Коллекция страхов прет-а-порте
Шрифт:
…Они с Димой уже покинули Институт неотложной помощи. Миновали больничный парк. Вышли на шумную улицу, где медициной и не пахло, – а Надя все продолжала хмуриться.
– Чего грустишь? – легонько тронул ее за плечо журналист. – Лерку жалко?
– Жалко, – кивнула Надя. И честно прибавила: – А еще, стыдно сказать, – радостно.
– Почему? – удивился Полуянов.
– Потому что я – не фотомодель… – Надя поколебалась и закончила: – …и что лет мне уже двадцать семь, и Ирэне я не подошла, и яйцеклетки мои никому не понадобились.
– Ирэна тебя не потому, что ты…м-мм… старая, не взяла, – заявил Димка. – Она просто сразу поняла, что ты – не дура. И раскусишь ее в два счета.
Надя благодарно взглянула на журналиста – хоть какой, но комплимент заслужила. Но сюрпризы от друга детства, оказывается, еще не закончились.
– А давай-ка мы, Надька, – вдруг предложил Полуянов, – с тобой в ресторан сходим!
– Куда?!
– В ресторан, – терпеливо повторил Дима. – В хороший. Нам ведь нужно отметить счастливое окончание приключений?
– Да что уж тут счастливого, – снова погрустнела Надежда. – Сколько людей погибло! Даже жаль, что эти гады, Ирэна и ее муж, – тоже мертвы. Хотелось бы им в глаза посмотреть.
– Они оба сейчас в аду, – заверил девушку журналист. – Ну, так как? В «Мусин-Пушкин» идем?..
– В «Пу-ушкин»? – изумилась Надежда. – Туда ж, говорят, одни депутаты ходят! Актрисы и вообще всякий бомонд…
– А еще – известные журналисты, – перебил ее Дима. – Со своими очаровательными спутницами.
– Это ты о ком? – подозрительно поинтересовалась Надежда.
– Ты еще спрашиваешь?! – возмутился Полуянов.
И выскочил на дорогу, подзывая такси.
Надя только головой покачала: с чего это Димка такой милый? Не иначе – что-то ему от нее нужно. А как еще объяснить, что журналист привез ее в «Пушкин» на «Мерседесе» (водителю «за представительность» лишних двести рублей заплатил). Галантно распахивал перед ней и дверцу машины, и даже, оттеснив швейцара, дверь в ресторане. Расщедрился на дорогое, пятилетней выдержки, вино и на перепелов в тесте. И весь ужин засыпал ее комплиментами и трогательно, будто преданный студент, замолкал, когда Надя начинала что-то говорить сама.
Когда подали десерт, она не выдержала. Потребовала:
– Слушай, Полуянов, колись: что это ты сегодня такой сладкий? Хуже сиропа, ей-богу…
– А тебе не нравится? – ухмыльнулся Дима.
– Очень нравится, – не стала врать Надя. – Только подозрительно как-то…
И тут Полуянов вдруг перегнулся через стол и накрыл ее руку своей ладонью!
– Что с тобой? – опешила Надежда.
И отдернула руку.
– Ну, Надька, ты тупая… – видно, устав от комплиментов, пробормотал журналист. И возвысил голос: – Как еще изгаляться-то, чтоб до тебя дошло?!
– О чем ты, Дима?
– Да о том, что я хочу быть с тобой! Давно. Как дурак. Желаю я тебя. Всеми фибрами. Всей душой. Всем сердцем. Мозгом. И еще одним органом.
– Да ладно… – пробормотала Надежда.
– Прохладно! – Теперь он чуть не орал. – А ты от меня шарахаешься. Сторонишься. Кривишься. Льдина. Девственница несчастная!
Надя растерянно хлопала глазами и молчала.
– Ну! – потребовал Полуянов (елея в голосе как не бывало). – Я все, что хотел, сказал. Теперь ты говори – долго еще меня мучить будешь?
– Вообще-то, Дима, я от тебя других слов ждала… – медленно произнесла Надя.
– О, господи! Замуж, что ли, тебя позвать?!
– Позвать, – кивнула девушка.
Увидела, как вытянулось лицо Полуянова, и добавила:
– Впрочем, ладно. Сейчас звать не надо. Но все равно: разве так соблазняют? – И передразнила: – «Хо-очу тебя! Всем мо-озгом!»
– Ах, вот оно что… – пробормотал Полуянов.
Вскочил. Обошел стол. И – опустился перед Надей на колени. Она, пораженная, не сводила с него глаз.
– Знаешь, Наденька, я – дурак, – тихо сказал журналист. – Потому что только сейчас понял… понял, как… как я…
Надя с трепетом ждала заветных трех слов. Но мимо их столика как раз проходили облаченные в старинные ливреи скрипач с виолончелистом. Музыканты заметили коленопреклоненного Диму, остановились подле и заиграли что-то медово-лирическое…
– Господи, ну и цирк, – поморщился Полуянов.
И быстрым прыжком поднялся с колен. Вернулся на свое место и деловито спросил:
– Ну, ты, короче, все поняла. Так как? Едем сейчас ко мне?
Надя, конечно, расстроилась, что объяснения в любви так и не последовало. Но, с другой стороны… Какие в наше-то беспокойное время могут быть любовные объяснения… Она ведь не тургеневская барышня, да и Дима на прекрасного принца из сказок тоже явно не тянет… И потом, может быть, заветные слова Дима ей скажет чуть позже?..
Она улыбнулась. Кивнула. Тоже перегнулась через стол, чтобы коснуться Диминой руки. И сказала:
– Конечно, Дима, мы поедем к тебе. – Не удержалась и прибавила: – Я так давно об этом мечтаю…
Какие мужики идиоты. Недальновидные, самовлюбленные, мелкие в поступках и чувствах… Вить из них веревки раз плюнуть – нужен лишь минимальный навык. А если ты самодостаточна и умна – хоть самые толстые канаты плети.
Ирэна Блохина – живая, здоровая и загорелая – сделала глоток из запотевшего бокала с «голубыми Гавайями». Откинулась в шезлонге. Повела взглядом от безмятежного морского горизонта до мола, где в катер грузились взволнованные новички-аквалангисты. От крошечных, почти на линии горизонта, чаек – до своей хижины (с виду хибарка хибаркой, но внутри – все удобства пятизвездочного отеля). От легких бурунчиков на морской глади (к вечеру, наверно, будет шторм) до цапель, нахально выхаживающих у самых ее ног.