Колодец с живой водой

На малом ходу я двигался через Стилтсвилл [1] , любуясь луной, отражавшейся от зеркальной поверхности залива Бискейн [2] . Поздний вечер в океане был моим любимым временем суток – мне нравилось не спеша скользить по спокойной воде, ощущать на лице легкий соленый бриз, смотреть на перемигивающиеся отражения звезд и далекие береговые огни. Сейчас идиллию нарушал появившийся у меня за кормой катер с потушенными ходовыми огнями – тот самый, который я уже некоторое время наблюдал на радаре, но я не стал особо расстраиваться. Чего-то в этом роде я и ожидал.

Главный секрет обладания катером с четырьмя подвесными моторами «Меркюри Верадо» общей мощностью 1400 лошадиных сил заключается в том, чтобы точно знать, когда можно (и нужно) пользоваться его скоростными возможностями, а когда лучше не торопиться. Мой сорокачетырехфутовый спортивный катер фирмы «Интрепид» с центральным кокпитом мог в случае необходимости мчаться быстрее ста миль в час, но сейчас я такой необходимости не видел, поэтому, когда преследовавшее меня судно вдруг увеличило ход, врубив мощные прожекторы и мигалки, я продолжал двигаться с прогулочной скоростью, старательно делая вид, будто никуда не спешу.

На самом деле я предпочел бы поскорее добраться до пункта назначения, но показывать это я не собирался.

От света мощных дуговых прожекторов вокруг стало светло как днем. Мигалка на мостике полицейского катера отбрасывала на воду голубоватые блики. Агент Расс Спенглер, некогда служивший в войсках специального назначения, обожал подобные психологические эффекты. Застать врасплох, напугать, ошарашить – такова была его излюбленная тактика. Ошарашить меня Спенглер пытался, светя мне в глаза мощным ручным фонарем. Не скрою, это было неприятно, но я нисколько не растерялся: в эти игры мы трое играли уже довольно давно. Третьей в нашей компании была напарница Спенглера, Мелани Беквит – коротышка с наполеоновским комплексом, компенсировавшая недостаток роста с помощью анаболических стероидов. Мышцы у нее были побольше, чем у меня, а вот умом бедняжка похвастаться не могла.

В случае каких-то непредвиденных обстоятельств я мог с легкостью «сделать» агента Спенглера в гонках Морской формулы, но от судна Береговой охраны, которое также появилось на моем радаре, уйти мне вряд ли бы удалось. Тем более что Береговая охрана могла вызвать самолеты и вертолеты, и тогда мне бы точно не поздоровилось. Возможно, я и успел бы вернуться к острову, высадиться на берег и затеряться в ночной темноте, но тогда сегодняшний рейс стал бы для меня последним, а уходить на покой я пока не собирался. В последнее время все у меня складывалось почти так, как я хотел, поэтому рисковать своим будущим – равно как и настоящим – мне было совершенно не с руки. Вот почему четыре подвесных мотора за кормой моего катера были последним средством. Крайним средством. Если бы я прибег к их соединенной мощи в столь безобидной (сравнительно) ситуации, это означало бы, что я больше никогда не смогу выйти в море на своем новеньком катере стоимостью почти полмиллиона, а я всерьез намеревался использовать его и дальше. С другой стороны, катер – это всего лишь инструмент, к которому не стоит слишком привязываться, если, разумеется, планируешь и дальше оставаться в бизнесе. Это правило, кстати, относится не только к катерам, дорогим или дешевым, но и вообще ко всему, в том числе – к людям. Никаких привязанностей. Никаких слишком тесных связей и близких отношений. В любой момент ты должен быть готов бросить все, что имеешь, чтобы агенты Спенглер и Беквит, равно как и их коллеги, не смогли подцепить тебя на крючок.

Я был в бизнесе уже больше десятка лет и давно усвоил: к вещам, сколько бы они ни стоили, следует относиться спокойно. Не держаться за них. Не вцепляться мертвой хваткой. То же относилось и к людям, с которыми сводила меня судьба. Ведь если знаешь, что дорогие тебе люди балансируют над пропастью и достаточно легкого толчка, чтобы они полетели вниз, поневоле задумаешься, стоит ли обременять себе привязанностями и сильными чувствами. Ведь в нашем деле главное – осторожность. Осторожность и осмотрительность. Фигурально выражаясь, каждый, кто рискует так, как я и мне подобные, должен стоять на берегу только одной ногой, чтобы в нужный момент оттолкнуться от него и

отправиться в неизвестность. А стало быть, основное правило таково: ничем не владей, чтобы лишний груз не утянул тебя на дно. Второе, еще более важное, правило гласит: не позволяй ничему обладать тобой. Ничему и никому.

Пока полицейский катер маневрировал, я бросил взгляд на свои наручные часы. Это были часы «Марафон», модель для ныряльщиков. Их подарила мне Шелли. Она утверждала, что я способен опоздать даже на свои собственные похороны, поэтому выставила время так, чтобы часы спешили на пять минут. Тритиевые вставки на стрелках ярко светились в сгустившейся над морем темноте. Запас времени у меня был, поэтому я заглушил двигатели и повернулся навстречу ослепительному свету прожекторов. Море было абсолютно спокойным, поэтому полицейский катер без проблем подошел ко мне почти вплотную. Над водой разнесся усиленный мегафоном голос агента Спенглера:

– Привет, Чарли Финн! Ты даже не представляешь, как я удивлен, что встретил тебя здесь в столь поздний час!

Я засунул руки в карманы и улыбнулся. «Столько пивнушек разбросано по всему миру, а она выбирает мою» [3] – вот что означала моя улыбка.

Агент Беквит перепрыгнула на мой катер и привязала его за нос к корме полицейского катера.

– Стой смирно, – приказала она.

Управление по борьбе с наркотиками, Береговая охрана и Комиссия по проблемам охоты и рыболовства обладают довольно широкими полномочиями, чем успешно пользуются, не слишком боясь нарушить мои конституционные права. Планируя внезапный обыск, агенты Спенглер и Беквит отлично знали, что я не стану обжаловать их действия в суде или звонить своему адвокату, поэтому в следующий час они и их натасканная на наркотики немецкая овчарка Молли старательно искали хотя бы следы запрещенных веществ. Скрестив руки на груди, я спокойно наблюдал за их усилиями. Сердце у меня не дрогнуло, даже когда агент Спенглер натянул акваланг и плюхнулся в воду, чтобы обследовать днище моего катера: я знал, что он все равно ничего не найдет.

Еще минут сорок у агентов ушло на то, чтобы заглянуть в каждый уголок, в каждую щель ходовой рубки. Все это время Молли преданно сидела возле моих ног, а я чесал ее за ушами и давал полизать свою руку. Время от времени собака поднимала переднюю лапу и упиралась мне в бедро, а я потихоньку скармливал ей собачьи лакомства в виде крошечных косточек.

Без малого два часа агенты пыхтели и потели, но так и не нашли ничего криминального. В конце концов Спенглер связался по мобильнику с кем-то из начальства, после чего агенты отцепили мой катер и отчалили, не сказав мне ни слова.

Расклад был предельно ясен. Кто-то сообщил агентам, что сегодня ночью я отправляюсь с грузом, вот они и решили взять меня с поличным. Сведения были, в общем-то, верными; подвох заключался в том, что те же люди, которые проинформировали УБН о готовящейся поставке, не забыли предупредить и меня о том, что агенты в курсе. Тот, кто больше платит, всегда оказывается в выигрышном положении, а Колин, мой деловой партнер, никогда не жалел денег на своевременную информацию. Спенглер и Беквит гонялись за мной уже лет пять. До них были агенты Миллер и Маркс, но, несмотря на то что за все это время я перевез столько наркоты, что ею можно было раз тридцать загрузить «Интрепид» под завязку, не попался я ни разу.

Не собирался я попадаться и сегодня ночью.

Когда полицейский катер отошел на достаточное расстояние, я запустил моторы и не торопясь двинулся дальше. С каждой минутой дистанция между мной и агентами становилась все больше, и наконец я потерял их из виду, углубившись в лабиринт каналов, впадающих в залив Бискейн южнее Майами. Негромко напевая себе под нос, я тихо скользил в темноте мимо стофутовых яхт и двадцатимиллионных особняков, принадлежащих сливкам общества. Близ большинства этих домов я не раз делал закладки, однако причина моего успеха (а также того, что я до сих пор оставался на свободе) заключалась вовсе не в этом, а в том, что я предпочитал держать полученную информацию при себе. Я умел хранить секреты и прекрасно знал, чем может обернуться в нашем деле длинный язык. То, что стало мне известно, могло всплыть лишь в том случае, если бы это оказалось полезно лично для меня. Только тогда я мог бы пойти на риск, связанный с разглашением весьма щекотливой информации о некоторых привычках и склонностях власть имущих.