Колодезь с черной водой
Шрифт:
Мать пыталась поговорить со своей подругой. Она надеялась, что сердце девушки смягчится, ведь когда-то, казалось, они так хорошо друг друга понимали!
– Оставьте меня в покое! – завизжала Лера при первых же словах о том, что у ребенка должен быть отец. – Отвяжитесь от меня! Пошли вон из моей жизни!
В какой-то момент Иван понял: это все. Он больше не мог ее видеть. Не мог умолять о милосердии. Не мог больше слушать оскорбления, щедро изливающиеся из нее, как блевотина. Ему хотелось уйти из жизни насовсем. Во всяком случае – мысли такие поселились и сверлили мозг неотступно. Однажды он поднялся на
– А не слишком ей жирно будет?
И Иван согласился с голосом. Врагам радость доставлять – последнее дело. А Лера, судя по всему, была его главным врагом. Поэтому – не дождется. Но и оставаться в одном с ней городе он не мог. Задыхался. Вот тогда-то он и выбрал армию. Там, в случае чего, и погибать не обидно. По крайней мере – «при исполнении служебного долга». Честная солдатская смерть, а не позор самоубийства.
Так он и оказался в армии. В глубине души его все еще теплилась надежда, что Лера, родив, станет той, прежней – нежной и любящей. Но получилось все совсем наоборот. Родив сына, Лера объявила себя брошенной матерью-одиночкой. Она принялась выступать во всевозможных ток-шоу с рассказами об участи оставленных в трудном положении женщин. На гребне сочувствия к ней, бедняжке, Лере удалось переквалифицироваться из архитектора в модного и востребованного дизайнера интерьеров. Видно, помогла ей самореклама. Но это – пусть. Непонятно было другое: почему она, отказав ему в признании отцовства, всюду называла его имя, выставляя подлецом? Знала, что он не сможет ей ответить? Или мечтала затеять какую-то публичную склоку?
Ивана долго терзала мысль, что где-то растет его сын. В этом ребенке течет его кровь и кровь всех его предков. Этот ребенок мог бы еще успеть повидаться с прапрадедкой и послушать его байки. Но… не успел, не послушал. Не благословил его прадедка на долгую и честную жизнь. И Иван не держал сына-младенца на руках, не отдавал ему свою силу и любовь. Эти мучительные мысли и не давали покоя. Он считал годы: вот сын его научился ходить, говорить. Сейчас, наверное, в школу уже пошел. Что она говорит ребенку о его отце? Те же гадости, что орала в лицо ему, Ивану? Или еще что-то придумала?
Он старался забыть. Старался всеми силами. Иногда получалось. Иногда он утешал себя словами прадедки: «Не горюй. Ты же подарил человеку жизнь, а не смерть. Сын вырастет, найдет отца. Живи своей жизнью. Иди своей дорогой». Это помогало.
Эх, жаль, Сеня задал этот вопрос… Не со зла, конечно. Они ж, бывало, делились самым сокровенным. Но – не ко времни. Хотя – вопрос этот никогда не придется ко времни.
Ничего. Ничего. Жизнь – продолжается. Все – впереди.
Парень всхарпнул и вздрогнул во сне.
– Тшшшш, тшшшш, все в порядке, – шепнул Иван.
Сон подошел и к нему и укутал своим добрым теплом.
Трое детей
Наконец Алеша Маленький оказался дома. Иван хотел поставить для него диванчик в своей квартире, но Люша и Виктория Александровна отговорили.
– Детская у ребят большая. Там вполне встанет еще одна кроватка. Пусть почувствуют, что у них настоящий братик появился. И маленькому будет веселей, увидишь.
– Ну да, да. Только мне важно, чтобы он понимал, что я его отец, – беспокоился Иван.
– Разберется. И очень быстро, – успокоили его женщины. – Нас он отцами точно считать не будет.
Логика этого довода звучала вполне убедительно.
Устроили праздничный ужин, как день рождения. Пусть ребенок почувствует, что его тут ждут, что ему очень рады. Алешик внимательно осматривался.
– Пойдем, я покажу тебе твою кровать, – позвала Зайка.
Она взяла нового братика за ручку, как совсем-совсем маленького ребеночка, и торжественно повела в детскую.
– Сейчас она его очарует, – предсказала Люша. – Он быстро освоится.
– Вот это мой столик, – раздавался дочкин голос. – Это – Алешин, а это – твой. Давай, ты будешь Лешик, чтобы я не путалась? А то у меня два брата и оба Алеши!
– Давай, – послышалось серьезное согласие младшего братика.
– Лешик, тебе нравится твоя кроватка?
– Да, нравится, – ответил мальчик.
– Мы тут весело живем. А будем еще веселее! – пообещала Зайка.
– Ну, видишь, процесс пошел! – обратилась Люша к Ивану. – У детей это быстро.
– Дети! Торт! Идите скорее! – позвала бабушка.
Все уселись за круглым столом, зажгли свечи.
– Алешенька! Мальчик! – обратилась Виктория Александровна к новому члену семьи. – Мы тут собрались ради тебя! Пусть тебе будет хорошо с нами! А ты, главное, будь здоров и ни о чем не беспокойся. Мы – твоя защита и опора.
Мальчик слушал ее очень внимательно, без улыбки.
«Скорее бы он начал улыбаться», – думала Люша.
В конце праздника слово взяла неугомонная Зайка.
– Лешик! – произнесла она торжественно. – Если бы ты знал, как мы хотели младшего братика! Мы столько раз маму просили! И вот – ты есть!
И тут Лешик улыбнулся.
А все зааплодировали.
Первое время Лешик оставался дома с Люшей или с бабушкой. Хлопот с ним не было: он прекрасно играл один или читал. Но Зайка так восторженно говорила о своем детском садике, что и ему захотелось отправляться вместе со всеми «на работу». Определили его в одну группу с Зайкой. Вскоре Иван по утрам развозил троих. Веселое занятие.
– Пока, ребята! – прощался он со своими.
– Пока, дядя Иван! Пока, дядя Иван! – шумно откликались старшие.
– Пока… папа, – тихонько сказал однажды Лешик.
Сердце Ивана забилось часто-часто.
– Хорошего дня, сын! – ответил он.
И весь день потом вспоминал эти прекрасные слова: папа, сын…
Но были некоторые странности. Хотя, чего уж странного в том, что голодавший ребенок помнил свой голод и очень боялся его? Алеша и Зайка ели плохо, их приходилось поторапливать, уговаривать, порой даже шантажировать (кто не доест, не пойдет со мной в зоопарк – любимая формула беспомощного родителя). Лешик мгновенно проглатывал все, что было у него на тарелке, и не отказывался от добавки. Ел, ел, но не поправлялся, оставался худеньким, хотя, конечно, не таким заморышем, каким нашли они его в сентябре. Люша радовалась аппетиту ребенка: он отдавал должное любым ее кулинарным творениям. Однако как-то раз воспитательница в детском саду отозвала Люшу для серьезного разговора.