Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры. Исторический этюд

Беглай Дмитрий Иванович

*) Оп. Укр, стр. 84; см. также Афанасьева-Чуясбинского, Поездка в южиую Россию. Очерки Днепра.

^г )Любопытные подробности о чуме в херс. губ. находятся в заметках А. С. Пигпчевича; особенно интересно его описание Крюковского карантина г. Кременчуга, см. Киевск. Стар. 1885 г. май, стр. 166 — 163.

возможным только за порогами; при том Днестр отличался быстротою течения, а Буг вовсе не был судоходен в верховьях. Туда вели только татарские «извечные» шляхи—Черный, Кучманский и Волошский на нравом берегу Днепра, Муравский, Изюмский и Калмиусский на левом. Проходить спокойно по степям то пространство, которое отделяло Крым от московского государства, могли только татары, выросшие в степи; русские рати, как показывает история Голицынских и Миниховских походов, должны были терпеть при этих степных переходах страшные лишения, несмотря на все те меры, какие предпринимались главнокомандующими. Степные пожары являлись ужасным оружием в руках стеиняков: воздух в степи от пожара сильно накалялся; к страшной сухости и жаре присоединялся еще удушливый дым, который выедал глаза и не позволял дышать; лошади и люди чувствовали себя как бы в раскаленной ииечи. Но главное что такой пожар захватывал громадные пространства и уничтожал весь корм для лошадей; а в каком положении должны были очутиться всадники, потерявшие своих коней?! Они неминуемо должны были погибнуть если

не от жажды и страшного утомления, то от татарских выстрелов, ибо татары нм на одну минуту не оставляли в покое утомленного войска, а наблюдали все время за ним, окружали его, как вороны свою добычу. Почти в таком положении очутилась, например, рать кн. Голицына. Во всей степи не было ни городов, ни деревень, вообще никаких постоянных жилищ, где бы можно было найти временный нриют и пристанище. Миних, как известно, должен был построить ио всему пути редуты и ретраншаменты, чтобы поддерживать сообщение с Украиной. Мало того, —от р. Самары прекращались и леса,—эти естественные крепости для оседлого населения; попадались они после этого только в плавнях. «Можно пройти, говорит Манштейн, 15 и 20 верст и не встретить ни одного куста, ни малейшего ручейка; вот почему надо * было тащить дрова с одной стоянки на другую, от неизвестности— найдутся ли они' на новом месте». Такия опасности и затруднения угрожали в степях большому войску, снабженному фуражем и всем необходимым. Но чрезвычайно затруднительно было также положение и небольшего отряда. Чтобы убедиться в этом, стоит только припомнить, что испытали наши посланники Тяпкин и Зотов, отправленные в Крым для заключения мирного трактата в 1681 г.; несмотря на то, что их должно было ограждать звание

послов, несмотря на то, что их сопровождал отряд рейтар и коваков, они всю дорогу пробыли в величайшем страхе, терпели от бескормицы, безводия, копоти и дыма и вздохнули свободно, ири- шедши в самый Крым, воздавши благодарение избавителю Богу, Пречистой Богоматери, что «препроводил их таким страшным путем здоровых и не попустил на них враговъ». Спрашивается, каково же могло быть положение тех людей, которые бы решились поселиться навсегда в степи, в качестве оседлых колонистов? Им нужно было бы вести постоянную борьбу и с татарами, считавшими эти степи своею собственностью, и с природой. О мирной колонизации края нечего было, конечно, и думать до второй иол. XVIII в. Первые колонисты должны были затрачивать почти всю свою энергию на войну с татарами — как оборонительную, так и наступательную; им трудно было обратить свою заботливость на созидание культуры, потому что для этого нужно было такое спокойствие в крае, каким он не пользовался очэнь долго. Они должны были поселиться в наиболее безопасном месте, а таким местом были острова за днепровскими порогами; в открытой степи их уничтожила бы первая татарская рать. А там, в этих плавнях, они могли бы найти все необходимое для своей полукочевой, иолу- оседлой жизни, ибо только такую жизнь и можно было бы вести самым ранним колонистам.

ГЛАВА 2-я.

Первые поселенцы.

Первые колонисты—запорожские козам.—Влияние местных условий на внутреннюю организацию их общины.—Боевое значение Запорожья.—Заселение ими степей: пространство, занятое Запорожьем в XVIII в.; виды запорожских поселков; статистика населения.

Первыми поселенцами Новороссийских степей были запорожские козакн, основавшие свою сечь за днепровскими порогами на острове Хортице в самом начале 2 й пол. XVI в. (при известном кн. Дм. Вишневецком) ¹). С этого времени места сечи ме- ^*)

*) О происхождении зан. козачества см. статью г. П-ки (Киев. Стар. 1884 г. авг. и сент., стр. 680—613, 27 52): основная мысль—одинаковость факторов, вы

звавших к жизни укр. и запор козачество —уяснеиа автором обстоятельно и при том па основании точных фактических данных и потому может быть при

иялись—то мы видим ее на острове Томаковке, то на Микитином Роге, то на Чертомлыцкон Речище, то на р. Каменке, то в урочище Олешках, то над речкою Подпольной ¹). Переселение её с одного места на другое обусловливалось не одною, а многими п разнообразными причинами, при чем большую роль играли естествен ные условия .Скажем более того: природа местности, столь иодробно описанная нами раньше, оказала решительное влияние на внутреннее устройство Сечи и её быт. Что из себя представляла запорожская сечь в первое время своего исторического существования (напр. в XVI и даже в ХУЛ в.)? Военное братство, скрывавшееся от татар на днепровских островах среди плавней, отказавшееся по необходимости от многих форм правильной гражданской жизни — от семьи, личной собственности, земледелия и др. культурных занятий. И могло ли быть иначе? Смелая горсть русичей только и могла поселяться на днепровских островах; поселись она в открытой степи, она была бы немедленно раздавлена татарами; а тут на Днепре иное дело—плавни представляли из себя целый лабиринт заливов, островов, где, но словам Воплана, однажды запутались и откуда не могли выйти турецкия суда, решившиеся было погнаться за козацкимн; здесь же большая часть их п погибла и турки после этого не осмеливались уже подниматься далеко вверх но Днепру. Правда, речные долины Днепра и Вуга не были покрыты таким густым слоем чернозема, как более возвышенные степи; но запорожцы не нуждались в этих черноземных полях, потому что не занимались на первых порах земледелием; всякая попытка их в этом смысле была бы немедленно уничтожена татарским отрядом. Понятно, следовательно, почему заселение степей началось с речной долины: здесь запорожцы имели, как мы видели, в изобилии рыбу, диких зверей п птиц; понятно, почему главными занятиями у них были рыболовство и звероловство; здесь

ията как доказанная; слабее оттенена разница между тем и другим в составе, занятиях, внутренней организации; автор с полным основанием приписывает громадное значение ооседству с татарами с одной стороны, июльскому государственному обществ, строю с другой; в запорожском козачестве он видит своеобразную полукочевую, иолуоседлую колонизацию.

') Д. И. Эварницкого. Число и порядок запорожских сечей, стр. 4·—15; все эти местности можно легко найти на атласе р. Днепра к. ХИИИ в. (см. Русова, Русские тракты).

^и) Д. И. Эварницкого. Число и порядок запор, сечей, стр. 15—19.

же были весьма благоприятные условия для развития скотоводства, которое действительно скоро тут иолучнло широкое распространение. «Велыкып Лугь>—эта громадная плавня —сделался их <бать- комъ>,. а Сечь—матерью. Живя на Днепре, они не могли не узнать всех его извилин, заворотов, островов; по нем они спускались на своих легких челнах —чайках громить приморские турецкие и татарские города и селения, следовательно, Днепр, по которому они спускались в море, сделал их моряками. В такой суровой жизни, исполненной всевозможными лишениями, нельзя не видеть пряного, непосредственного влияния дикой степной природы. Запорожцы жили непосредственною натуральною жизнью, и природа была для них иногда родною матерью, а иногда мачихой. Понятное дело, что не могли они в свое братство, преданное исключительно военным интересам, ввести семейного начала, ибо во 1-х оно едва ли было возможно ири той бурной, исполненной беспрерывных опасностей, жизни, какую вели запорожцы, во 2-х оно бы разлагающим образом действовало на склад пх жизни (главным образом на идею братства', в третьих, наконец, запорожскому рыцарству и трудно было бы добывать себе жен. Как бы то ни было, Запорожье, в первое время своего исторического существования, несмотря на сравнительно небольшое число братчиков, представляло из себя такую военную силу, которую чрезвычайно высоко ценили соседи Чтобы убедиться в этом, достаточно, например, всномннть, что в XVI ст. (в 1594 г.) австрийский император Рудольф II посылал исы запорожцам специального посла Э. Ласоту, чтобы побудить пх че-и рез Валахию вторгнуться в Турцию; по словам самих заиорож-И цев, они в это время могли выставить <6,000 человек старых Козаков, людей отборных, не считая хуторян (Landiolk), живущих на границах. Московское государство также ценило военное могущество запорожского войска. Известно, как оно уважало основателя запорожской хортицкой Сечи кв. Дм. Вишневецкого и даже пригласило его к себе на службу*). Польша испытала на себе силу Запорожья в XVII в. Крым также трепетал нередко перед грозными обитателями днепровских островов, выставлявшими таких героев-удальцев, как, например, знаменитый Ив. Серко, который был грозою для татар; очень характерные данные о его сухопутном нападении на Крым сообщает летопись Величка. Наконец,

В См. подробности в Ник. Лет. ч.VII и Лет. ивд. II. Львовым ч. V.

и Турция гшдела под стенами своих приморских городов запорожский флот, который грабил, сожигад Кару (нынешнюю Феодосию), Трапезоид, Синоп п освобождал христианских пленников. Эти морские набеги и создали им славу неустрашимых воинов. Но кроме этах обширных сухопутных и морских наиадений, запорожцы вели также в степях постоянную партизанскую воину, в которой они усвоили себе многие обычаи татар н в которой их заменить у лее не мог никто другой. Степь, которая окружала их и которую они стали мало ио малу отвоевывать от татар, научила их вести степную воину, приспособиться к ней, усвоить себе те приемы, которые были выработаны раньше истинными сынами пустыни-крымцами и ногайцами. Вот весьма характерный летописный отрывок, ярко рисующий нам образ жизни запорожских удальцов, ведших степную войну с татарами. В 1690 г. образовалось в степях множество ватаг для борьбы против бусурман. «Ездячи же на тех пустошироких степах, иногда звериным мясом кормилися, а иногда толокна только да сухарей толченых в сутки раз вкушали, с великим от татар опасением, не имея ни дороги, ни следа и коням ржати не допущая, и без огня, будто зверы, по тернах и комишах кормилися и пути свои, пороз- нившися, теряли, по паки познавая опие в день по слонцу и кряжах земных и могилах, ночью же но звездах, ветрах п речках, сходилися и, тако висмотревшп татар, нечаянно малом людом великия их купы разбивали и живых в Москву или в Полшу (кому куда способнее) отвозили, получая за то милость монаршую* О·

Таково было военное значение запорожского <товарыства>. Но | рядом с чисто военными целями —самообороны и наступления— ¹Запорожье преследовало и другую задачу—колонизацию дотоле пус- ганного края; в первый момент всецело, можно сказать, господ- гвовала первая цель, но потом все большее и большее значение потучнеть вторая. Мы не будем касаться подробностей, а постараемся голько напомнить существенные моменты в этом деле. Пределы Запорожья с течением времени все более и более распространи - ипсь на счет «Дикого поля*, татарской степи. В самом конце воей исторической жизни Сечь (последняя, Новая) заключала уже

*) Лет. Самовидца. Изд. 1878 г., стр. 239—290; собственно этот отрывок омещфн в „Кратком описании Малороссии:;.

в себе громадную территорию, в большей или меньшей степени заселенную. Все запорожские владения пли «вольности» состояли в это время из Сечи (в собственном смысле этого слова), 8 паданок и, наконец, зимовников. «Запорожская Сечь, но словам кн. Мышецкого, есть небольшой иолнсадником огражденный город, за ключающий в себе о,дну церковь, 38 так называемых куреней и до 500 куренных козачьих, торговых и мастеровых домовъ» *). В куренях жили члены «товарыства», т. е. неженатые сечевики. «Все куренп, но словам Коржа, были выстроены в Сечи, в одном месте, хотя и не так, как обыкновенный куринь, или шалаш пастуший строится просто, но были рубленые п из резаного леса, ибо «Велыкый лугъ» на лес был достаточен; а при том столь обширны были палаты, что по 600 Козаков и более могли вмещаться в каждом курпне, во время обеда» ²). Это была, так сказать, столица войска, в 1775 г. разрушенная Текелием и представлявшая из себя нечто совершенно своеобразное, не то город, не то крепость с казармами. Здесь жнло и высшее начальство (выборное), которое заведывало всеми запорожскими владениями. Эти последние состояли (кроме Сечи) из паданок и зимовников. Запорожские земли занимали нын. екатерипославскую и херсонскую губ., исключая в этой последней очаковской области, т. е. местности, лежавшей между Бугом и Днестром (нын. одесского, тираспольского и ананьевского уездов). они тянулись глав, образом по р. Днепру; на правой стороне Днепра, но словам кн. Мышецкого, они начинались у устья р. Самотканп, откуда граница шла на запад до Буга, а оканчивались при впадении р. Канянки, откуда пограничная линия направлялась на северо-запад и, пересекая рр. Ингулец и Ингул, доходила до Буга; на левомь берегу Днепра заиорож. владения ограничивались на севере р. Самарыо, на юге —Конскими Водами. а на востоке — Калмиусом ³). Впоследствии селения запорожцев подвинулись несколько к северу и заняли также течение р. Орши. «Выше показанная но обеим сторонам реки Днепра земля, которая большею частью состоит из нустой и дикой степи, говорит кн. Мышецкий, и которая в окружность простирается около 1700 в. ¹

¹ )Ист. о коз. запор., стр. 79.

^г) Устпое иовест. Н. Л. Коржа стр. 36, см. также Эварпицкого „Сборник мат. для ист. запор, козакоигь“ стр. 147 — 148.

*) Ист. о коз. запор., стр. 80 — 81.

разделена на 5 так наз. иаланок... Первая наланка на Ингульце, 2-я у р. Буга, где Гард (рыболонля), 3-я в Кодаках, 4-я нрн р. Самаре, а 5-я у Калмиуса» * *). Впоследствии к этим пяти присоединились еще 3—Прогноияская (на Кинбурнском иоле), Орельская (по р. Орели), Протовчанская (между устьями рр. Орели и Самары *). Из этих 8 иаланок 4 северные, прилегавшие к заселенным местностям (Кодацкая, Орельская, Самарская и Протовчанская) имели села, деревни и хутора, «в коих жили козацкия команды, женатые козаки и поспольство»; остальные, более южные «ни сел, ни даже постоянных местопребываний не имели, а учреждались ежегодно с весны на все летнее и осеннее время, для рыболовства, звериной и соляной добычи, а на зиму преходили к зимовникам неженатых или сечевых Козаков для наблюдения за ними» ⁸). Для охранения этих нромыслов и порядка здесь находились полковники с командами. Очевидно, они соответствовали так называемым козацким уходам, или ухожаям, которые представляют из себя первичную форму поселков в южнорусских степях. Нередко, впрочем, такия временные поселения запорожцев обращались в постоянные; так было, наир., при основании слободы Николаевки (в 12 верстах от Таганрога); в 1769 г. весною туда явилось 500 чел. семейного запорожского козачества для рыбной ловли; но уже детом значительная часть их построила себе здесь шалаши, мазанки, землянки и зимовники; в августе по распоряжению коша, который хотел свою «землю превеликую, страну пребольшущую заселить своими подданными», явилась новая партия Козаков и в сентябре основала 3 слободы (Николаевскую, Троицкую и Покровскую) ⁴).