Колонизаторы

Юдин Игорь Николаевич

Сионики было всего 21 год, три последних года она была служанкой у одной знатной кайровки по имени Фейра, пока не попала в только-только формирующееся подразделение Мануха. Который её сразу же выделил за острый ум, инициативность и другие способности и тут же сделал своим заместителем по женскому отряду арбалетчиц и лучниц. Когда он занёс её в палатку и положил на кровать, она внимательно посмотрела на него и смущённо сказала:

— Марух, у меня не было никогда мужчин, поэтому в этом вопросе я надеюсь только на тебя!

Изумлённо посмотрев на неё, тот взял её лицо в свои ладони и влюблённо произнёс:

— Я сделаю всё как надо, моя девочка, не беспокойся! — И, подняв её с кровати за руки, начал избавлять её от одетых на неё доспехов и одежды под ними.

Теперь

она стояла перед своим первым мужчиной в жизни только в одной короткой сорочке и молча наблюдала за тем, как он её ласкает. До этого у неё не было мужчин, и она просто не знала, как вести себя с ними, понадеялась в этом на своё женское чутьё и инстинкты. Манух, в свою очередь, понимал, что первый близкий контакт с мужчиной для женщины самый важный в её жизни, и всеми силами пытался не разочаровать её в этом. Лаская её нежно, не спеша и не делая лишних телодвижений. Даже невооружённым глазом ему было видно, как она тихонько дрожит от его прикосновений. Целуя ей ласково лицо, шею и плечи, он просунул руку к ней под сорочку и медленно провёл пальцами ей по животу, начиная потихоньку ей подниматься к выглядывающим через неё бугоркам грудей. Дойдя до них, он взял одну из них в свою ладонь и начал мягко её массировать, заигрывая с её соском. Чувствуя, как она потихоньку расслабляется, он пустил в ход уже и вторую руку. Ей он, наоборот, прошёлся по спине и начал опускаться к ягодицам, после чего проник до её бугорка внизу и медленно начал раздвигать одним пальцем щель в её промежности, пробираясь им внутрь. Чувствуя, как её тело начало трепетать уже как натянутая струна, он залез в неё пальцем и начал играть им с клитором. Издав протяжный стон, девушка изогнулась в его руках, выдвигая свои бёдра навстречу его пальцу, дрожа уже всем телом. Её губы приоткрылись и издали протяжный стон, переходящий в нарастающее поскуливание. Оставив палец у неё внутри, он приподнял её ягодицы остальной ладонью, обхватил другой рукой за талию и отнёс на кровать. Задрав свободной рукой ей сорочку и проведя языком по соску, впился затем в него уже губами. Затем она уже почувствовала, как он двигается ими всё ниже и ниже, пока его язык не оказался у неё в киски и занялся там её клитором. После чего, простонав любимое женское слово «мамочка», она, поскуливая, забилась у него в руках от первого нахлынувшего на неё оргазма.

Потом он оставил её на некоторое время в покое, пока стаскивал с себя штаны. Всё это время она, молча приподняв голову, с интересом наблюдала за его дальнейшими действиями. Увидев, как он вытащил на белый свет свой хрен, торчащий колом и разбухший от притока крови до огромных для неё просто размеров, её глаза тут же полезли на лоб и расширились от ужаса, а из груди вырвался нарастающий жалобный стон. Стараясь всё делать неспеша, ласково и нежно, он раздвинув ей стенки влагалища пальцами, и начал медленно вводить его туда в образовавшееся там для него небольшую щёлку, раздвигая им её потихоньку в сторону медленными волнообразными движениями и постепенно проникая им всё глубже внутрь. Сионика тоненько заскулила, почувствовав, как он в неё вторгается, и тут же задвигала от испуга своими бёдрами, пытаясь выскользнуть ими из-под него. Как таковой не было ни боли, ни большой радости от этого, только какие-то непонятные и несколько мутные ощущения, которые постепенно нарастали и менялись по ходу пьесы, пока тот хоть и медленно, но всё больше вводил ей свой агрегат внутрь. Пока резким движением неожиданно не прорвал ей там девственную плеву. После чего она испуганно вскрикнула, и впилась ему тут же с силой своими руками в плечи, ощутив, как он начал вгонять его уже всё более с нарастающей в неё силой, начав тоненько повизгивать от его повышающейся наглости. Но затем, громко застонав от резко нахлынувшего на неё оргазма, обессиленно откинулась обратно головой на кровать, глядя уже опустошённым взглядом в потолок, но довольно чувствуя, как по ней растекается приятная тёплая нега.

Нащупав рукой лежащего рядом с ней, так же изнемождённого и довольного до чёртиков Маруха, она перевернулась и, чмокнув его в щёку, томно прошептала:

— Ну вот, я теперь и твоя, Марух!

Посмотрев

на неё, тот добавил:

— А я твой, Сионика!

В этот момент они впервые за всю свою жизнь чувствовали себя счастливыми и ещё не знали, что их ждёт впереди. Спустя некоторое время ему неожиданно позвонила его бывшая хозяйка Ману и сообщила, что его в 6 часов вечера ждёт у себя сама королева.

— И смотри там, не вздумай сболтнуть ей что-нибудь лишнего. Надеюсь, ты меня понял! — сказала она ему напоследок. Манух, естественно, понял, что она имела в виду. Так как именно он лишил её в своё время девственности. По её просьбе, разумеется, когда был ещё её рабом.

Спустя некоторое время, в 6 часов вечера этого же дня. Апартаменты королевы.

Когда Манух попал к королеве, та сидела на кресле, закинув ногу на ногу, опираясь рукой на подлокотник. Одета она была в обыкновенный домашний халат. На столе перед ней стояли несколько бутылок вина с коньяком и пара фужеров с различными местными деликатесами на тарелках. Некоторое время она разглядывала его, как какую-то редкую диковинку. Затем вполне дружелюбно произнесла:

— Вот ты, значит, какой наш новый полководец и покоритель женских сердец!

Не зная, как ему реагировать на это, Марух, естественно, промолчал, стараясь не глядеть ей в глаза. Правда, Эйху, поднявшись со своего места, сама подошла к нему и, приподняв пальцем его голову за подбородок, рассмеявшись снисходительно заметила:

— Ты что, боишься свою королеву?!

— Никоим образом, Ваше высочество! — произнёс тот, мечтая, однако, исчезнуть отсюда как можно быстрей.

— Ну так проходи к столу, хочу с тобой поужинать и заодно немного поговорить о твоих соплеменниках! — заявила она, показывая ему рукой на диван.

— Ты, как я слышала, обзавёлся намедни подружкой и даже принёс её на руках в своё жилище! — заметила она ехидно, наливая ему коньяк, а себе вина в бокалы.

— А разве это запрещено, Ваше высочество! — произнёс он с опаской.

— Нет, конечно, ты же теперь свободный человек и полноправный член нашего общества! — заметила она, при этом на слове «член» сделала явное ударение.

— Ну так что, давай выпьем, что ли, за наш новый союз между нашими народами! — провозгласила она тост и подняла бокал.

Сделав глоток конька из своего бокала, Манух было поставил его на стол, но королева погрозила ему пальцем и с усмешкой заметила:

— За это надо пить до конца, мой друг Манух!

После чего ему пришлось допить весь бокал адского напитка, естественно, до дна, чтобы тут же не испариться из списка этих самых её друзей. При этом он даже не мог предположить, что в его палатке стоит специально поставленная скрытая камера, как, впрочем, и у всех, кто интересовал Эйху с позиции того, что об ней думают и говорят за глаза. Наблюдать в замочную скважину за своими некоторыми подданными, включая всех своих дочерей и высших сановников, было для неё жизненно необходимо. В первую очередь из-за страха заговора против неё и, конечно, переворота. Благодаря чему королева практически никому не доверяла.

— Скажи-ка мне, мой милый друг, Манух, кого ты больше любишь: свою подружку Сионику или свою королеву?! — Поинтересовалась она как бы между прочим, в то же время наблюдая искоса за его реакцией.

Чуть не подавившись от этого явно провокационного и опасного для себя вопроса, тот даже растерялся, не зная, что поначалу сказать. Затем, набравшись смелости под градусом выпитого алкоголя, попытался спрыгнуть с него на обочину.

— Как королеву, конечно, Вас, Ваше Величество, как мать моего, возможно, будущего ребёнка, конечно, её!

Взглянув на него с удивлением, та вдруг рассмеялась и, опять погрозив ему пальцем, произнесла:

— А ты далеко не так прост, Манух, как я погляжу! — и, налив ему ещё коньяка в бокал, заметила:

— Значит, твоя любовь ко мне как к своей королеве и к ней как к своей женщине имеет для тебя разную основу — так, что ли?!

— А разве для Вас, Ваше высочество, любовь к своим подданным, любовь к своему мужчине и любовь к своим дочерям равноценна?! — заметил он, молясь в душе своему богу, чтобы после этих слов она не отправила его сразу на эшафот.