Коля
Шрифт:
У кабинета эндокринолога сидит пожилая женщина, как только я подхожу, её вызывают и приходится ждать. Сажусь на диванчик, обитый кожзамом. Руки почему-то начинают трястись. Меня подташнивает. А вдруг что-то серьёзное с моим гормональным фоном и мне не разрешат ЗГТ? Я не знаю, что будет тогда, просто не знаю.
Наконец-то бабуля выходит из кабинета и приглашают меня. Говорю себе мысленно, что всё будет хорошо и робко захожу в кабинет. За столом сидит женщина лет сорока. Симпатичная. Волосы крашеные в какой-то дикий рыжий цвет,
Мы здороваемся. Она смотрит карточку. Потом идёт мыть руки и просит приспустить штаны. Щупает все лимфоузлы, хмурится. Дотрагивается до яичек. Я стискиваю зубы до боли. Не знаю почему, но её руки приносят дискомфорт. Я не хочу, чтобы меня там трогали.
– На первый взгляд всё в порядке. Щитовидная железа в норме. Как у вас с половой жизнью?
Под конец своей речи она совершенно спокойно задаёт стыдный вопрос, и я краснею. Что они все к моей половой жизни прикопались? Не хочу я ничего, не в этом теле уж точно.
– Нет никакой жизни. Совсем. Бывают иногда поллюции и стоит редко.
– У вас низкий тестостерон. Не критически, но близко к этому. Эстрогенов немного. Норма для обычного мужчины. Чаще всего такие, как вы, полнеют довольно быстро, но у вас для своего роста нормальный вес. Скорее всего, отличный обмен веществ. Вам нужно сделать спермограмму. При низком тестостероне количество жизнеспособного семени уменьшается. Назначу вам препарат, повышающий тестостерон, – говорит она, быстро заполняя медицинскую карту.
– Не нужно. Вообще я хотел, – говорю я и поправляю сама себя, – хотела начать заместительную терапию. Я девушка.
Врач вскидывает брови, смотрит на меня удивленно и спрашивает:
– Есть вероятность, что вы так думаете из-за вашего состояния и недостатка мужских гормонов. Маскулинность не проявилась в пубертатном возрасте и…
Я почему-то раздражаюсь и перебиваю её.
– Да причём тут ваш пубертатный возраст? Я девушка, понимаете? Ещё в садике так себя чувствовала. В школе тоже. Все говорят, что слегка манерный гей. В школе издевались жутко. Только я не гей. Я – девушка.
Она вздыхает тяжело, что-то ещё записывает в карте и говорит строго:
– ЗГТ это серьёзно. У нас все гормоны только по рецепту. И я не стану их просто так выписывать. Сначала вы должны доказать, что это не ваши выдумки. Бывают психические отклонения и прочее. Вам нужно к психологу и к психиатру. Докажите, что у вас не шизофрения – добро пожаловать за рецептом. Эти врачи и у нас в клинике есть, – говорит она строгим и каким-то раздражительным тоном. – На этом всё.
Мне отдают карточку и я плетусь назад в коридор. Мне не верят. Думают, что я сошла с ума. Обидно так, что слезы наворачиваются на глаза.
Отец
Захожу в комнату дедушки. Здороваюсь и ласково обнимаю его. Дед совсем плох и в последние несколько дней медсестра не уходит вечерами домой, а дежурит около него постоянно. Женщина тяжело вздыхает и удаляется. Я осматриваю комнату. Хочется орать от несправедливости.
Мать сделала всё, лишь бы самой не выносить из-под него судно. Поставила в спальне кресло-кровать. Прибавила медсестре зарплату. Даже когда Галина не оставалась на вечер и ночь, она ничего не делала. За дедом ухаживала я. Мне не трудно, это же самый родной человек на свете.
– Закрой дверь и сядь на кровать, – хрипит дедушка.
Я быстро исполняю просьбу.
– Мама куда-то уехала, – говорю расслабленно.
– А ты уверен, что мать не подрядила Гальку шпионить за нами? – усмехается он.
Я ложусь на бок с самого края кровати и обнимаю деда. Лежать на его плече так уютно. Он пахнет тем самым родным ароматом, который я помню с детства. Даже запах лекарств и болезни не до конца его перебил.
– Коль, я передумал насчёт фирмы. Перепишу завещание на тебя. Фиг ей, а не бизнес. Я слышал, как она на тебя орала накануне. Разве мы с бабушкой так её воспитывали? Заласкали, залюбили, но всё равно вырастили монстра.
Я раздумываю, но всего несколько секунд. Потом заявляю решительно:
– Ничего не нужно менять, дедушка. Я же не глупый. Она потом начнёт судиться со мной за наследство, а это не очень хорошо для фирмы. Хочешь, я скажу правду? Только ты не обижайся.
– Я не обижусь. Говори, Коля, – подбодрил дед.
– Я не смогу руководить такой махиной, едва закончив институт. Я и на экономический факультет поступать не стал бы. Мать заставила. Учусь хорошо только потому, что в школе хорошие оценки были. На самом деле я мечтал быть учителем музыки по классу скрипка.
– Хочешь сказать, что ты не справишься и угробишь бизнес? – взволнованно спросил дедушка.
– Возможно, всё будет хорошо, но дело не только в этом. Я хочу уехать из этого города, подальше от нее. Она мне здесь нормальной жизни не даст. Смотри, я получил сегодня письмо в ВК. Этот человек пишет, что он мой отец и хотел бы встретиться. Он живёт в другом городе.
– Покажи. Там фотографии есть?
Я показываю дедушке фото со страницы Ростоцкого Михаила Александровича. Дедушка внимательно изучает его лицо и улыбается.
– Мишка Ростоцкий. Постарел, но я сразу его узнал. Отец твой, да. Твоя мама с ним в одном институте училась. Гуляли они вместе. Когда последний курс заканчивали, то напились где-то на вечеринке. Как водится, в подпитии часто забываешь о предохранении. Вот и твоя мама заявила нам, что беременна и решила рожать.
– А почему они не поженились? – спросила я.
– Мы были не против. Тем более, в то время наша семья не была богата. Официально нет, на самом деле уже в перестройку, будучи директором завода, я держал подпольный цех по производству товаров. В девяностые завод уплыл из рук, но я скопил немало золота. Прадедушка твой, первый секретарь области, тоже наворовал под шумок.