Колыбельная Аушвица. Мы перестаем существовать, когда не остается никого, кто нас любит
Шрифт:
Я снова представила прекрасное лицо мужа. Его глаза сказали все. Я увижу его снова. Он не оставит меня одну, даже в аду. Подобно Орфею, спустившемуся в подземный мир, чтобы спасти свою жену Эвридику, Иоганн придет, чтобы выхватить меня из лап самой смерти.
Ночь, казалось, длилась вечно. Я почти не спала, объятая страхом и неуверенностью, но твердо решила не сдаваться. Пока Иоганн не вернется за нами, силы мне будут придавать наши дети.
Глава 4
Я
Нас разбудили, когда до рассвета оставалось еще часа два. На сборы было отведено всего несколько минут. Было нелегко поднимать пятерых детей за такое короткое время, но Блаз помогал с Адалией, пока я занималась остальными. Хлюпая ботинками по грязи, мы побежали в уборную. Нам пришлось ждать своей очереди снаружи под дождем. Сначала я отправила детей в туалет, но они так мало съели и выпили накануне, что на эту процедуру много времени им не понадобилось. Несмотря на то что вода в корытах, служивших умывальниками, была ледяная, я заставила их умыться. Даже в таких чудовищных условиях нужно следить за собой.
– Только не пейте воду отсюда, – предупредила я детей.
Не нужно было быть медсестрой, чтобы понять, что эта вода не годится для питья.
Едва мы успели вытереться, как капо вытолкнули нас, чтобы освободить место для следующих. На обратном пути в барак мы безуспешно пытались укрыться от пронизывающего ветра. Я даже думать боялась о том, каково тут будет осенью или зимой.
Я старалась получше рассмотреть здания на территории лагеря. Все бараки выглядели одинаково, за исключением ближайших к уборным. Один назывался «Баня» и предназначался для дезинфекции заключенных, а названия другого, стоявшего рядом с ним, я прочитать не смогла. Бараки с двадцать четвертого по тридцатый походили на лазареты. Мысль о том, что начальство лагеря беспокоится о нашем здоровье, меня слегка утешила, и я подумала, что смогу предложить свои услуги. Возможно, это даже улучшит наше положение в лагере.
Тем временем нас заставили построиться и долго пересчитывали, чтобы убедиться, что никто не пропал. Затем мы вернулись в барак и взяли выданные накануне вечером миски. Две работницы кухни разливали темную, дурно пахнущую жидкость, которую называли «кофе». Я подошла к одной из них и спросила:
– Нет ли немного молока для детей?
Женщина смерила меня презрительным взглядом, а потом повернулась к своей коллеге и фыркнула:
– Герцогиня хочет немного молока для своих маленьких принцев. – Мне же с издевкой в голосе бросила: – Жаль вам сообщать, но голубая кровь не дает здесь никаких привилегией.
Слышавшие наш диалог заключенные хрипло засмеялись, а потом начали подтрунивать надо мной. Пришлось мне молча взять миску с кофе и вернуться к детям.
Это пойло, конечно, было отвратительным на вкус, но благодаря ему можно было немного согреться и обмануть желудки.
После завтрака оставалось полчаса «свободного времени», и я предпочла выйти с детьми на улицу, чтобы не оставаться в этом мерзком месте. В здании неподалеку располагались кухня, кладовые и администрация. Я хотела было заговорить с одной из женщин в конторе, но путь мне преградила охранница.
– Куда это ты? – спросила она, поднимая хлыст.
– Я хотела задать вопрос, – ответила я, посмотрев ей прямо в глаза.
Дети инстинктивно прижались ко мне.
– Это тебе не летний лагерь отдыха. Что, размещение не соответствует ожиданиям? Или хочешь сделать заказ блюд на ужин? Возвращайся в свой барак, шлюха, – сказала она и ударила меня кулаком по лицу.
Из носа у меня хлынула кровь, потекла по шее и мгновенно пропитала одежду. Дети заплакали от страха, но Блаз выступил вперед, чтобы защитить меня.
– Не надо, Блаз! – крикнула я, оттаскивая его назад.
– Забирай своих выродков, и чтобы я вас здесь больше не видела, понятно?
Всю дорогу в барак я вытирала с лица перемешанные с кровью слезы. Мы забились в наш маленький уголок и не двигались, пока не принесли еду. Я была как в тумане, сознание будто покинуло меня. Раз за разом я повторяла себе, что должна как-то реагировать на происходящее вокруг, должна встать, что-то сделать, но тело не слушалось меня. Единственное, что еще как-то заставляло меня окончательно не впасть в отчаяние, – это мысли о детях. Пусть я и теряю желание бороться, но у них впереди вся жизнь и шанс, что у них есть это будущее, могу дать только я.
– Мама, позже я попробую найти какую-нибудь помощь. Должен же здесь быть кто-то, кто захочет нам помочь, – сказал Блаз.
Блаз всегда был хорошим мальчиком, ответственным и ласковым. Я знала, что он постарается сделать ради нас все, что в его силах, но боялась, что он пострадает или даже погибнет.
Я с благодарностью посмотрела на сына и приласкала его. Каков же был мой ужас, когда я увидела в его волосах каких-то насекомых. Боже мой, неужели все мы завшивеем, покроемся блохами и клопами.
– Дорогой, не нужно ничего делать и где-то искать поддержки. Здесь очень опасно. Мы вместе что-нибудь придумаем. Господь никогда не бросает своих детей, – сказала я.
– Думаю, что в таком месте было бы неплохо и самим немного помочь Богу, – серьезно ответил он.
Никто из охранниц больше нас пока что не беспокоил, и я задремала. Несколько секунд мне снился Иоганн и наши первые годы брака. Мы были так счастливы, несмотря на недоброжелательные взгляды окружающих. В том числе и из-за них мы переехали в Берлин. В этом пестром городе, казалось, ничего никого не может возмутить, тем более брак между арийкой и цыганом. Тогда, в середине 1930-х, столица стала пристанищем для всех, кто хотел забыть о лишениях и экономическом кризисе, в котором после Первой мировой войны все еще находилась Германия.