Колыбельная Кассандры
Шрифт:
Вряд ли что-нибудь найдется, подумала Сент-Джонс. Уж больно уверенной выглядит Камилла. Ее тревожит не то, что могут найти куклу, а то, что знают о ней. Ну хорошо, обыскать дом никогда не поздно. Только лучше это сделать не по приглашению Камиллы, а в другое время, желательно неожиданно.
Глава 4
— Агент Хиндерсом… — Кассандра набрала номер, как только вышла из дома Камиллы: — Вы мне нужны. Захватите Мофли… кого сможете еще и к дому Ходжесов, живо. Если вас не затруднит, я имею в виду.
Справятся
Подъехала она к дому Ходжесов одновременно с двумя полицейскими машинами. Взглядом похвалив агента за расторопность и отсутствие лишних вопросов, она подняла было руку к дверному колоколу. Но двери распахнулись сами.
— Да вы из торопыг. — Папаша Ходжес, иронично взглянув на машины, горько хмыкнул и, тяжело волоча ноги, ушел в дом. Не дожидаясь приглашения, полицейские пошли вслед за ним.
Кассандра никогда не видела, чтобы человек так сильно изменился всего за пару-тройку дней. Будто вынули все кости. Сильный, крепкий человек, еще далеко не старый, вдруг превратился в мешок вялого мяса. Курчавая его голова раньше была цвета «соль и перец», теперь же стала грязно-белого цвета, будто свалявшаяся пакля, припудренная мукой.
— Жду не дождусь, а вас в помине нет. Чего ж без дочурки? Это ведь она сдала нас. Сайрус доложил, что исчез револьвер. Как раз когда Лили Мэй ушла из дома.
— Она решила остаться у Логанов. — Справедливости плевать на трагедии семейных обстоятельств.
— Что? — побелел Ходжес. Лицо его застыло, если можно так сказать о чем-то и без того каменном.
— Вместе с Камиллой, — внимательно следя за реакцией, продолжила Кассандра.
— Не может быть… — Он казался растерянным. Это известие, похоже, сокрушало его гораздо больше, чем предстоящий арест двух старших сыновей по обвинению в жестоком убийстве. Остановившийся взгляд вперился в угол. Не отводя глаз от никому, кроме него, не видимой катастрофы, он, машинально переставляя ноги, добрел до камина и рухнул в кресло как подкошенный.
— Чем же дом того, кого убили ваши дети, нравится вам меньше, чем собственный?
— История древняя… — Он опрокинул стакан, вылив в горло слоновью дозу чего-то явно покрепче пива. — Я всегда чтил правила. В цирке нельзя иначе. Если положено жениться на том, кого выберет директор труппы, значит, так тому и быть. Камилла, наоборот, всегда и все хотела делать по-своему. Мне в голову не пришло бы, а она еще девчонкой твердила как умалишенная о своем собственном шоу или даже труппе. Сказать вам правду про Камиллу? Мир еще не знал более вздорной, злобной и упрямой бабы, чем она. Камилла ненавидит всё и вся… Если она и мечтает о чем, то лишь о том, как бы напакостить мне или моим детям.
— Пока у меня сведения о том, что это Ходжесы мечтали (и домечтались, кстати) о смерти еесына. — Кассандра не видела смысла, но продолжала слушать.
— Вот на этом самом месте она стояла. — Ходжес ткнул стаканом в угол. — Всегда такая гордая и высокомерная, а в тот день бухнулась на колени. Лицо мокрое от слез, нос красный. «Я погибаю, погибаю, помоги мне…» Что я мог ответить? Лучше было погибнуть самому? Она из цирковых, конечно же, понимала, что я не могу. Не могу! Если бы я тогда остался с ней, а не уехал в цирк с Луизой… Все закончилось бы еще быстрее. Слезы высохли, лицо стало белым как мука. Другим уже голосом она сказала, что раз так, то отныне я буду терять всех своих женщин. Она ведьма, а это было проклятье, я знал, что мне придется расплачиваться с ней, но… — махнул рукой Ходжес. Мофли топтался поодаль, удерживаемый агентом. Кассандре нужен еще один допрос. — После смерти Луизы я успокоился. Подумал, квиты. Вы не поймете.
— Рискну попытаться. У вас были разногласия с Камиллой прежде. По цирковой жизни, я имею в виду.
— Еще раньше, — покачал головой Ходжес. — Мы с Камиллой вместе росли. А Луиза не из местных, она свободная, родилась и всю жизнь провела в цирке. Я думал, что Камилла единственная женщина в мире, а-а-а черт! Да что уж теперь…
— Вы тогда же уехали с Луизой?
— Да. Поженились, работали в одной труппе. Камилла не из тех, кто может прощать, нечем, сердца-то нет. Но Луиза доверчивая была, золотая. Лили Мэй похожа на нее. И такая же упертая. Постепенно они стали вместе привозить наших детей сюда, между сезонами. Каникулы, то-сё. Камилла даже уговорила жену сделать вместе тот проклятый номер. Как раз к тому времени после рождения дочки Луиза уже не возвращалась к своим лошадям, ну и захандрила. Никогда себе не прощу, что позволил…
— Вы заявляете, что Камилла каким-то образом виновна в гибели вашей жены?
— Каким-то образом! Она не успокоится, пока не угробит всех нас. Если бы я точно знал, что дьявол женщина, я был бы уверен, что имя ему Камилла.
— Было следствие? Суд? Приговор?
— Все вы… легавые. Для вас убийство, только подтвержденное приговором, может называться преступлением. Чтобы обязательно справочка и молотком чтобы по башке судья постучал, — брезгливо бросил Ходжес.
— Из-за вашей ненависти вы потеряли детей, это видно без всяких бумаг. Надо было раньше разбираться.
— Теперь она отняла у меня последнее… мою малышку. — Он с тоской отвернулся к окну и уставился на подоконник с кладбищем фиалок. Уже почерневшие цветы перевесили свои поникшие головки через край горшков.
Лишь сейчас Кассандре бросились в глаза плачевные изменения, постигшие дом. Всюду, где раньше царила чистота и правильность высшей пробы, теперь нагло обосновались хаос и беспорядок. Снятые картины стояли, стыдливо отвернувшись, словно провинившиеся дети в углах.
Сиротливое ощущение отчаяния и безысходности покрыло инеем некогда теплые пастельные обои с увядшими цветами, сплетенными в причудливый венок. Невидимые сталактиты льда спустились с потолка. Горе, словно зима, сменило прошедшее лето любви и тепла. Скорбь, достигнув крайней точки тления, наслала спасительное безразличие к грязи, разрухе и неустроенности. И озябшая душа напрасно кутается в одеяла уныния и разора. Хозяин, видимо, совсем перебрался сюда сверху, кресло, придвинутое к камину, было криво покрыто скомканным пледом. Теперь здесь была его спальня и, судя по количеству стаканов и бутылок на столике, бар.