Колыма ты моя, Колыма
Шрифт:
– Что, узнал меня, Череп? – хмыкнул Колыма, взваливая на плечо бывшего кореша.
– К-коля... Колян! Ты в натуре меня не так понял! Я не хотел тебя распиливать...
– В то, что не хотел – верю. Но ведь согласился. Так что не ной, урод, а то язык отрежу. – Колыма произнес эти слова совершенно спокойным и каким-то на удивление будничным тоном, но Череп заткнулся мгновенно, словно радиоприемник выключили. Он понял – Колыма не шутит. Сказал отрежет – и отрежет. Так же спокойно, как говорит об этом.
Колыма забросил Черепа в вездеход, вернулся за Балякиным и через несколько
45
Коля Колыма вел вездеход по просеке. Тайга была какой-то серой, унылой, под стать настроению блатного. Да еще начал накрапывать дождик. На душе у Колымы стало совсем муторно.
Он решительно затормозил. Сначала он хотел отвезти сук к тому месту, где нашел тело Даши, но сейчас передумал. Зачем? Какая разница, где эти уроды получат свое? Они не стоят того, чтобы так с ними возиться. Так что сойдет и это место – ничем оно не хуже любого другого – вон и береза подходящая растет.
Колыма вылез из вездехода, подошел к стоявшей на склоне небольшого холма березе. Да, подходит. И не толстая, и не тонкая, самое то, что надо. Блатной вернулся к вездеходу и вытащил из него своих пленников. Оба уже были в сознании, но молчали – Череп, похоже, просто отчаянно трусил, а вот по бегающим глазам Балякина было ясно, что он лихорадочно ищет какой-нибудь способ спасения.
Колыма усмехнулся. Ну что ж, поищи. Вдруг да и получится.
Он снова шагнул к вездеходу и вытащил из-под скамейки бензопилу «Дружба-2».
– Не-ет! – Череп завопил так, что у Колымы чуть не заложило уши.
– Нет, это не для тебя, – сказал Колыма. – Вернее, для тебя, но не так, как ты думаешь. – С этими словами блатной наклонился над связанными и принялся их раздевать.
Когда Балякин понял, что Колыма делает, лицо его побелело.
Побелело мгновенно – он слишком хорошо знал некоторые особенности колымских обычаев и догадался, что их ждет.
– Я не насиловал ее! Не насиловал! Это он! – закричал Балякин. – Пощади!
– Ты убивал якутов, – продолжая делать свое дело, ответил Колыма. – И заслужил то же, что и он.
– Я не убивал. Это тоже он!
– Ты, сука! Коля, не верь ему, это он! – взвыл Череп.
– Нет! Не я!
– Не мучайся, я слышал ваш разговор, – сказал Колыма Балякину. – Якуты – на тебе. За них и ответишь.
– Нет! – Но Колыма не слушал его. Он закончил раздевать сук и пошел в тайгу. Подобрав подходящее бревно, толстое и длинное, Колыма с большим трудом приволок его на поляну.
– Не надо! – По щекам Балякина катились слезы. Бывшему режимнику, привыкшему к жестокости в отношении других, было невыносимо жалко себя. – Коля! У меня денег много! Я все тебе отдам, только пощади!
– Колян, мы же кореша! Пожалей!
Не обращая внимания на вопли, Колыма положил бревно поперек просеки, сходил к вездеходу и вернулся с несколькими железными скобами и молотком. Не обращая внимания на звучащие вперемешку мольбы, угрозы и посулы, он быстро приколотил обоих пленников скобами к бревну – так, что пошевелиться они не могли, но и ранены не были. После этого Колыма вытащил из машины трос, сделал на его конце петлю и накинул ее на находившуюся метрах в двух над землей развилку березы. Второй конец он закрепил на вездеходе.
– Коля! Не надо! Лучше пристрели, не надо!!! – Балякин бился уже в натуральнейшей истерике. – Хоть меня пристрели, я же не насиловал!!
Вездеход тронулся с места, заглушая шумом двигателя истошные крики. Трос натянулся, и береза начала медленно пригибаться к земле. Колыма, высунувшись из машины, смотрел назад. Так, еще немного... Главное не перегнуть, а то сломается... Вот, хорош. Блатной остановил машину, вышел из нее и потрогал трос. Он был натянут как струна. Колыма достал из кармана моток прочной капроновой бечевки, отмотал метров пять, обрезал. Получившуюся веревку он за середину привязал к тросу, как можно ближе к склоненному дереву. Несколько раз сильно дернул, проверил как держится. Бечевка была привязана намертво – вязать узлы Колыма умел еще со времени работы китобоем.
– Что ты с нами сделать хочешь? – взвизгнул Череп.
Балякин уже не мог выговорить ничего членораздельного, он только трясся и стучал зубами. Глаза его закатились, а лицо было совершенно белым.
– Сейчас увидишь, – сказал Колыма, наклоняясь над Черепом.
Он сделал на одном из концов бечевки скользящую петлю и накинул ее на мужское достоинство Черепа, захватив и член, и мошонку, стянул, обмотал еще три раза и завязал надежный узел.
– Сучара! Нет! Убей по-нормальному! – Череп наконец все понял. – Пожалей!
– А ты Дашу пожалел? – подняв глаза, спросил Колыма. – Нет? Ну так и я тебя жалеть не буду.
После этого Колыма произвел со вторым концом бечевки и Балякиным те же самые операции и шагнул в сторону. Теперь все было готово. Блатной хотел было что-то сказать, но вдруг понял – не стоит. Время говорить прошло, настало время действовать.
Он поднял бензопилу, завел ее и одним движением перехватил удерживающий березу в согнутом состоянии трос у самого вездехода. Дерево взметнулось вверх, а над просекой раздался дикий, полный жуткой боли крик, вернее, два крика, слившиеся в один. Детородные органы обоих сук взлетели в воздух.
Колыма выключил пилу. Стало неожиданно тихо – только скрипела, покачиваясь туда-сюда, береза. И Череп, и Балякин больше не издавали ни звука – оба были мертвы, погибли от болевого шока.
Колыма, даже не посмотрев в их сторону, забросил бензопилу в вездеход, отвязал остаток троса и залез в кабину. Через несколько секунд вездеход тронулся с места.
Колыма знал, что пройдет совсем немного времени, и оставшиеся прибитыми к бревнам обезображенные тела съедят звери и исклюют птицы. А то, с чем не справятся они, докончат муравьи и прочие насекомые. Кости зарастут травой, и уже через год ничто не будет напоминать о том, что здесь случилось. Пожалуй, только по оставшемуся висеть на березе обрывку троса можно будет найти это место. Впрочем, кому может понадобиться это место искать?