Команда мести
Шрифт:
– А зачем вам это знать, Андрей Михайлович?
– Ну, мало ли… – растерялся «безопасник». – Может, какая помощь понадобится…
– Если понадобится – я вас приглашу, – заявил Малышев и опять вернулся к своим бумагам.
Сволочь!
Андрей Михайлович отхлебнул солидную порцию коньяка. Алкоголь приятно согревал тело, но мозг не туманил. Старостин размышлял вполне трезво.
Наверное, Талаев все же прав.
В одном Старостин был уверен – они отработали только первый раунд. А кто победит в схватке… Это будет видно. Как говорят борцы, ковер покажет.
Напрасно Артем сомневался в Гене Плюснине. Малышев сделал правильный выбор.
Уже в самолете Гена пришел в себя и полностью собрался. Просто все, что происходило до этого, было для него непонятным и непривычным. Вот и растерялся немного…
Ночной выход, прыжок через забор, который казался непреодолимым, но который Гена – с помощью новых знакомых – буквально перелетел, легко и непринужденно. Суматошный бег по высокой, цепляющейся за ноги траве. Звучный подзатыльник и жаркий шепот в самое ухо: «Пригнись! Ниже! Еще ниже! Рожу локтем закрой, если глаза до€роги!» Бешеный слалом между деревьев, которые, казалось, специально поджидали путешественников, чтобы потом внезапно выскочить из темноты в самый неподходящий момент прямо перед капотом джипа. Аэропорт, в котором ему сообщили, что на работе и дома Гене больше появляться нельзя, потому что на него объявлен «сезон охоты». Самолет, берущий курс на Европу, куда необходимо попасть не по делам и не на отдых с девочками в Куршевель, а чтобы спрятаться, выжить. Тут у кого хочешь мандраж начнется. А Гена, как уже говорилось, был далеко не герой.
Но он был современным молодым человеком, деловым человеком. Поэтому уже в самолете попытался оценить ситуацию, в которой оказался, и принять решение. Единственно правильное.
В принципе, выбор не особенно богат. Он мог продолжать выполнять задание Малышева, работая с этой странной четверкой. В случае успеха – почет и уважение, невероятная для его лет карьера.
Был и второй вариант – предать Малышева и этих суровых ребят, с которыми он почти двадцать дней жил в одном помещении, ел за одним столом. Покаяться перед Старостиным, пустить слезу, вымолить себе прощение. А что потом? Всю жизнь сожалеть об упущенных возможностях, о том, что не использовал свой шанс, испугавшись риска?
Сложное решение… Малышев может стереть его в порошок. Не физически. Просто уволить таким образом, что в Москве он сможет устроиться на работу ну разве что дворником. Работу, соответствующую его образованию и опыту, ему никто никогда уже не даст. Зато Старостин может уничтожить его просто физически. Был Гена Плюснин – и не стало. Исчез, испарился. Как в той старой песне: «И никто не узнает, где могилка моя…» И на фига тогда, спрашивается, ему какая-то работа?… А жить хочется. И кушать – причем сытно и сладко – тоже. И совместить то и другое в сегодняшнем положении не получится. Такая вот смешная штука, оказывается, – жизнь.
Гена продолжал размышлять и после посадки, когда автобусом – выполняя указания Максима, чтобы нельзя было отследить маршрут, – переезжал из одной страны в другую. Склонялся то в одну, то в другую сторону, мысленно перебегал из одного лагеря в другой. Но тем не менее размышления не мешали ему в полной мере, старательно и последовательно, выполнять все указания, полученные от Максима. Небольшой тихий городок. Небольшой, но чистенький отель, в комнатах которого обязательно имеется зона Wi-Fi.
Установив и включив ноутбук, Гена вдруг понял – зря он занимался ерундой, растрачивал нервную энергию. Все давно предопределено. Дело не в Малышеве и не в Старостине. Дело в той четверке, с которой свела его судьба. Молчаливый, замкнутый Монах… Загадочный, но доброжелательный Шаман… Шебутной, несдержанный Скопа… Основательный, как подножие мира, Большой…
Он не знал их прошлого. Кто они, откуда, чем занимались раньше, до того как. Но он знал главное. Эти люди не могут потерпеть поражения. Они привыкли побеждать. И они умеют побеждать. Значит, надо быть на их стороне.
Гена лег на кровать, заложил руки за голову и приготовился ждать. Столько, сколько будет нужно для дела.