Команда осталась на судне

Иван Кузьмич внимательно осмотрел себя в зеркало и остался недоволен. Швы кителя лоснились: не помогли ни утюг, ни бензин. Третий год Иван Кузьмич был не у дел, жил на пенсию, а потому

и не считал нужным обновлять морскую форму. Зачем она старому капитану, уволенному на покой после резкого столкновения с начальником тралового флота? А теперь вот как обернулось. В обком приглашают, и пойти не в чем.

– Вспомнили! – Иван Кузьмич сердито посмотрел в зеркало, как бы упрекая свое отражение. – Сам Титаренко приглашает!..

Ничего хорошего от разговора в обкоме Иван Кузьмич не ждал. Всю жизнь не везло ему с начальством: то в ненужный спор ввяжется, то ответит не так или разгорячится, лишнее скажет.

Настроение старого капитана и без неожиданного приглашения было неважное.

С первых дней войны Баренцево море стало театром военных действий. Вражеские подводные лодки, рейдеры и авиация стремились наглухо закупорить Мурманск, закрыть к нему доступ судов из союзных стран. Траловый флот прекратил свое существование. Рыбаки были мобилизованы. Траулеры, наскоро переоборудованные, вооруженные небольшими пушками, подняли на гафелях военно-морские флаги и превратились во вспомогательные суда. Да и сам Мурманск – веселый шумный порт – стал прифронтовым городом. После того как наступление немецких войск на суше было приостановлено и долина реки Западная Лица стала кладбищем отборных горноегерских частей Германии, противник перенес свои усилия на море и воздух. Шквальные бомбежки сотрясали город. Горящие дома стали в нем обыденным зрелищем. Искореженные металлические конструкции, развалины строений и пожарища, огороженные старыми досками воронки на улицах, битое стекло на тротуарах и заколоченные фанерой окна говорили о войне, об опасности.

Иван Кузьмич натянул шинель, взял шапку и вышел из дому.

Он уже подходил к зданию обкома, когда неистово взвыли сирены. С далеких железнодорожных путей откликнулись тревожные гудки паровозов, из торгового и рыбного портов – мощные гудки пароходов. Было что-то отчаянное в надрывном реве могучих машин, словно они взывали о помощи, защите.

Иван Кузьмич заметил впереди дружинников с красными нарукавными повязками и почти вбежал в обком. Тяжело дыша, поднялся по лестнице.

В кабинете Титаренко Иван Кузьмич увидел бывшего капитана «Первомайска» Бассаргина и недовольно насупился: он не любил холодноватого и, как ему казалось, кичащегося своим высшим образованием Бассаргина. Присмотреться ко второму посетителю – мужчине лет пятидесяти пяти, в мешковато сидящем морском кителе – Иван Кузьмич не успел.

– Вот и все в сборе! – встретил его Титаренко и показал рукой на стул: – Прошу!

Иван Кузьмич сел и, опершись руками на колени, выжидающе смотрел на Титаренко.

– Ваше письмо в редакцию «Правды», Иван Кузьмич, переслали нам, – сказал Титаренко. – Если оставить в стороне ненужную резкость тона, то следует признать, что требования ваши совершенно справедливы и по-настоящему патриотичны. Кстати, вы не одиноки. В обком поступило немало таких же писем. Это и понятно. Продовольственное положение наше крайне напряженное. Вы знаете, как висит над железной дорогой вражеская авиация. В минувшем месяце нам особенно не повезло. Люди знают это, требуют: надо ловить рыбу. Но где ловить? – Титаренко развернул на столе навигационную карту, испещренную условными знаками, не имеющими отношения к мореплаванию. – Посмотрите на карту. Шпицбергенская банка – самая уловистая. Неподалеку от нее проходят караваны судов из союзных стран в Мурманск и Архангельск. Сюда противник бросил крупные военно-морские и воздушные силы. – Титаренко достал из деревянного стакана карандаш. Пользуясь им как указкой, он обвел на карте неровный круг от южных островов архипелага Шпицберген до берегов Северной Норвегии. – Менее опасны отдаленные Новоземельская и Гусиная банки. Но и там постоянно держатся вражеские рейдеры, стерегут пути в Белое и Карское море. – Титаренко показал на карте силуэты боевых кораблей. – Мурманское мелководье. На подступах к Кольскому заливу особенно

активны вражеские подводные лодки и авиация. Но штабы фронта и Северного флота требуют рыбы. Где взять ее? Этого нам не подскажет никто, кроме старых опытных капитанов.

– Надо искать новые районы промысла? – помолчав, сказал Бассаргин.

– Новые районы промысла, удаленные от мест активных военных действий, – уточнил Титаренко и показал на карту. – Примерно здесь.

– У Колгуева острова можно промышлять, – вставил Иван Кузьмич. – Прошлый месяц наши туда ходили.

– Далеко, – сказал Титаренко. – А главное, ненадежно. Район Колгуева и горло Белого моря вот-вот закроют льды.

– Сложное дело! – Бассаргин покачал головой. – Поиски косяков трески, организация промысла... даже судовождение сейчас не похожи на все то, к чему мы привыкли в мирные годы и умеем делать. Настоящих рыбаков нам не собрать и на один траулер.

– К этому мы еще вернемся, – остановил его Титаренко. – Обком решил послать на поиск трески три траулера: «Ялту», «Таймыр» и «Сивуч». Капитаном «Ялты» мы назначаем вас, товарищ Бассаргин, заместителем по политической части Корнея Савельича Бышева. – Он показал на молчавшего все время пожилого мужчину. – И вас, Иван Кузьмич, старшим помощником.

– А команда? – спросил Бассаргин.

– Экипаж укомплектуем из тех, кто писал нам, что хотят пойти на промысел.

– Из белобилетчиков?

– В основном... – Титаренко помолчал, подбирая нужные слова, – из лиц, освобожденных от военной службы.

– А других, – теперь уже запнулся, подбирая нужные слова, Иван Кузьмич, – не освобожденных от военной службы, не будет?

– Просится на промысел молодежь, окончившая ремесленное училище. Отберем из них подходящих ребят.

– Да-а! – озадаченно протянул Иван Кузьмич. – Команда!

– А как со снабжением? – круто повернул нелегкий разговор Бассаргин.

– Обеспечим. – Титаренко внимательно осмотрел собеседников. – Это дело добровольное. Откажетесь – никто вас не упрекнет.

Иван Кузьмич стоял на открытом ходовом мостике недалеко от капитана. Опираясь обеими руками на серебристый от инея поручень, он смотрел туда, где за высокой грядой прибрежных скал остался город, Кольский залив.

С востока надвигались ранние осенние сумерки. Вершины заснеженных сопок слились с серым небом. Потускнели обращенные к морю голые каменистые обрывы. Нигде ни огонька. И оттого, что берег не провожал рыбаков веселыми переливами огоньков и задорным подмигиванием проблесковых маяков – «мигалок», опасность словно надвинулась на судно, стала близка, почти физически ощутима.

В темнеющем небе медленно плыли вдоль острова Кильдин три зеленых огонька. Внизу, под трапом, вспыхнул негромкий спор. Несколько голосов утверждали, что летят «наши». Один упорно повторял: «Они».

– На полубаке! – крикнул капитан. – Почему не докладываете о самолетах?

– Слева по корме три самолета! – послышался голос впередсмотрящего.

– Докладывайте обо всем, что покажется похожим на судно, подводную лодку или самолет! – приказал Бассаргин.

– Есть докладывать о судах, подлодках и самолетах! – повторил впередсмотрящий.

Иван Кузьмич недовольно поморщился. Вот оно, положение старшего помощника! Стоишь на вахте, а капитан командует за тебя. Пока «Ялта» выходила из Кольского залива, Иван Кузьмич еще мирился с тем, что Бассаргин вел траулер. Так заведено издавна: капитан сам выводит судно из фиордов. Но «Ялта» уже в открытом море, а Иван Кузьмич все еще стоит за плечами Бассаргина, как зеленый дублер...

Многое в этом рейсе вызывало у него нелегкие раздумья. Распорядок жизни на «Ялте» был тщательно разработан в те несколько дней, которые были затрачены в Мурманске на оборудование траулера и обучение экипажа. На полубаке дежурил впередсмотрящий – старый опытный матрос. Следить ему приходилось за воздухом и морем. В любую минуту в волнах мог появиться перископ подводной лодки или пенистый след торпеды. Второй пост наблюдения находился на корме. Непрерывно дежурили и у зенитного пулемета, установленного на ходовом мостике. Да и вахтенный штурман посматривал на море и небо. В такое время лишний внимательный взгляд не помешает.