Команда Смайли
Шрифт:
И Владимир, повторил он, позвонил в обеденное время, по «пуповине».
– По «пуповине», – озадаченно повторил Смайли. – Я что-то не понимаю, что вы имеете в виду.
– Это такая система, при помощи которой мы поддерживаем связь с агентами-мертвяками, сэр, – объяснил Мостин и, тотчас схватившись за голову, пробормотал: – О великий Боже! – И испуганно затараторил: – Я об агентах, которые свое уже отработали, но все еще материально поддерживаемы нами, сэр.
– Значит, генерал позвонил, и вы ответили на звонок, – дружелюбно произнес Смайли. – В котором часу?
– Точно в час пятнадцать, сэр. Помещение, где
– Давайте же побыстрее, Мостин, – пробурчал Стрикленд.
– Я тоже сказал, мистер Смайли, «алло». Мы только так отвечаем. Никогда не называем свой номер. Он сказал: «Грегори вызывает Макса. У меня для него кое-что очень срочное. Пожалуйста, немедленно свяжите меня с Максом». Я спросил, откуда он звонит, – это так принято, – но он ответил лишь, что у него полным-полно мелочи. У нас нет указаний следить, откуда звонят, да и в любом случае на это нужно много времени. Рядом с «пуповиной» находится электронная картотека, где значатся все рабочие имена. Я попросил его подождать и отстучал «Грегори». Мы всегда так делаем после вопроса о местонахождении агента. На экране тотчас появилось: «Грегори означает Владимир, бывший агент, бывший советский генерал, бывший глава Рижской группы». И номер досье. Затем я отстучал «Макс» и обнаружил, что это вы, сэр. – Смайли слегка кивнул. – «Макс означает Смайли». Затем я отстучал «Рижская группа» и узнал, что вы были их последним викарием, сэр.
– Их викарием? – произнес Лейкон, словно обнаружил ересь. – Смайли – их последний викарий, Мостин? Какого черта…
– Я думал, вы все это уже слышали, Оливер. – Смайли намеренно старался его оборвать.
– Только основное, – ответил Лейкон. – В критические минуты дело имеешь только с основным.
Не выпуская Мостина из виду, Стрикленд пояснил для Лейкона чисто по-шотландски и сжато, скорее даже спрессованно:
– У организаций, подобных Группе, имелось, как правило, два куратора. Почтальон, который выполнял для них всю черную работу, и викарий, который держался над схваткой. Этакий отец родной, – заключил он и кивнул на Смайли.
– А кто в картотеке значился его последним почтальоном, Мостин? – спросил Смайли, не обратив никакого внимания на Стрикленда.
– Эстерхейзи, сэр. Рабочее имя – Гектор.
– А его Владимир не просил? – поинтересовался Смайли у Мостина, по-прежнему не обращая внимания на Стрикленда.
– Прошу прощения, сэр?
– Владимир не спрашивал Гектора? Своего почтальона? Он просил подозвать меня – Макса. Только Макса. Вы в этом уверены?
– Он хотел связаться с вами, и ни с кем другим, сэр, – убежденно подтвердил Мостин.
– Вы сделали запись разговора?
– Все, что идет по «пуповине», автоматически записывается, сэр. Она подключена также к часам, так что мы знаем точное время разговора.
– Черт побери, Мостин, это же секретные данные, – рявкнул Стрикленд. – Мистер Смайли уважаемый бывший, но отнюдь не сегодняшний член нашей семьи.
– И дальше, Мостин? – заторопил его Смайли.
– Существующие инструкции
Смайли повернулся к Стрикленду:
– По-моему, вы говорили, что вся картотека на эмигрантов передана на специальное хранение?
– Точно.
– Разве на экране селектора не должно было появиться какой-то записи на этот счет?
– Должно, но такого не случилось, – ответил Стрикленд.
– В этом-то как раз и дело, сэр, – подтвердил Мостин, продолжая разговаривать только со Смайли. – Не было ни намека на то, что с Владимиром или его Группой нельзя общаться. На картотеке выходило, что это просто очередной агент-пенсионер поднимает бурю в стакане воды. Вот я и решил, что ему то ли нужно немножко денег, то ли нужна компания, то ли что-то еще. У нас таких предостаточно. Пусть с ним разбирается начальник отдела, подумал я.
– Который остается безымянным, Мостин, – грозно вмешался Стрикленд. – Запомните.
Тут у Смайли промелькнула мысль, что сдержанность Мостина – то, как он словно бы с неприязнью все время обходит некий чреватый опасностью секрет, – возможно, объясняется тем, что он выгораживает нерадивого начальника. Следующие слова Мостина полностью подтвердили это, ибо он довольно недвусмысленно дал понять, что его начальник всему виной.
– Беда в том, что начальник моего отдела вернулся с обеда лишь в три пятнадцать, так что когда Владимир позвонил в два тридцать, мне пришлось снова просить его перезвонить. Он пришел в ярость, – сделал паузу Мостин. – Я имею в виду, Владимир. Я поинтересовался, не могу ли я чем-либо помочь, и он попросил: «Разыщите Макса. Просто разыщите Макса. Скажите Максу, я был в контакте с некоторыми друзьями и через друзей – с Соседями». В его карточке содержалась расшифровка нескольких кодовых слов, и я увидел, что «Соседи» означает советскую разведку.
Лицо Смайли стало бесстрастным, как у мандарина. Отражавшиеся на нем прежде чувства исчезли.
– И все это вы, как положено, доложили начальнику вашего отдела в три пятнадцать?
– Да, сэр.
– Вы прокрутили ему пленку?
– У него не было времени слушать, – безжалостно отозвался Мостин. – Он отбывал на большой уикэнд.
Мостин столь упорно старался быть кратким, что Стрикленд, видимо, почувствовал необходимость заполнить пробелы.
– В общем, да, если мы ищем козла отпущения, Джордж, то начальник Мостина вел себя как монументальный идиот, нет вопроса, – бодро объявил Стрикленд. – Он совершил промашку, не затребовав досье Владимира, которое, конечно же, пришло бы не сразу. Он допустил промашку, не ознакомившись с действующими правилами обращения с эмигрантами. Кроме того, он, видимо, подцепил сильную дозу уик-эндной лихорадки, ни словом не обмолвившись о том, где его искать в случае, если он понадобится. Да поможет ему Бог в понедельник утром, если он понадобится. Да поможет ему Бог в понедельник утром, вот что я скажу. О да. Дальше, Мостин, мы ждем, молодой человек.