Командир Т-34. На танке до Победы

Борисов Николай Николаевич

В этой новой лощине мы оказались на небольшом плато, а деревня, которую предстояло взять, внизу перед нами. Помню, в деревушке было домов всего 15, не больше, но костел посередине стоял. С наступлением темноты получили приказ и пошли в атаку.

Но уже почти на самом спуске танк встал. Хотя двигатель вроде работает нормально. Механика спрашиваю: «Что?» – «Не знаю, наверное, днищем сели!» Выскакиваем с ним, а ночь же, темнота, да еще мелкий дождик идет, погода «отличная». Смотрим, а у нас, оказывается, одной гусеницы нет. Глянул на гору, с которой спускались, а там прямо блестит. Внутренняя же часть гусеницы отполирована катками до блеска. И главное,

далеко от нас. Мы на одной под горку шли-шли, пока не сели днищем на грунт. Походили вокруг танка, но ясно же – атаковать мы не в состоянии, и главное, сами гусеницу не поднимем. Только тягачом можно подтащить.

Принимаю решение отправить заряжающего на гору, помпотеха нашего искать. Он ушел, полночи ходил-ходил, но никого не нашел. А я вижу, некоторые наши танки горят впереди. Вначале еще какие-то крики раздавались: «Вратуйте! Гвалт!», это на украинском что-то вроде – спасите, но потом и этот шум закончился.

В общем, ночь пролетела быстро, без сна и с нехорошими думами. Что же будет утром? Если в деревне остались немцы, то нам несдобровать. Мы же прекрасная мишень! Тем более у нас пушка такая. Один раз еще выстрелим, а дальше? Так все и произошло…

Только рассвело, как я услышал, что над башней просвистела болванка. Только и успел заметить, что стреляла самоходка. У танка пламя и дым вылетают вперед, а у самоходки вверх. Второй ба-бах – прямо в борт, мы же к ней под углом стояли. Благо попали в трансмиссионную часть. Но там же масляный бак, и, конечно, моментально пламенем охватило и заполыхало.

Все сразу выскочили и в овражек неподалеку. А немец еще пострелял, то ли тренировался, то ли что. Третий снаряд в башню попал. Говорю ребятам: «Хорошо, что не он первым прилетел, нас бы уже никого живых не было…»

А когда стали рваться снаряды, мы по оврагу стали отходить на гору. Нашли начальство, доложились и оказались в батальонном резерве. Но если посчитать, я на этой машине всего-то и пробыл в пределах 7—10 дней. Это я в третий раз, считай, горел.

А всего я горел пять раз. Но четвертый и пятый разы не особенно запомнились.

В четвертый раз горел, когда вроде какую-то деревню брали, ну и на подходе почувствовал солидный ударчик, и машина вспыхнула. Вот тут помню, одного ранило, и мы его вытаскивали. Хотя сам экипаж совсем не помню, менялись же постоянно.

А в пятый раз получилось так. После этих боев в Карпатах почти все танки погорели, и нас вывели на отдых. Отдыхали месяца два, пополнились людьми и техникой, правда получили на роту всего семь машин. По два танка во взводе было. А в декабре нас перебросили на Сандомирский плацдарм, и оттуда 12 января пошли в наступление. Здесь мы успешно воевали, Краков освобождали, много всяких интересных эпизодов было.

Командовал нашим передовым отрядом замкомандира бригады полковник Бутузов. Мы обошли Краков фактически с Запада и перекрыли основное шоссе, по которому шло снабжение. Там поселок Забежув, что ли. Взяли его. А километрах в трех оттуда железная дорога. И по ней шел эшелон, который мы, конечно, не могли упустить.

До Забежува в одном населенном пункте мы решили сориентироваться. У нас уже все отработано было. Только встали, автоматчики быстро проверяют ближнюю округу. Тем более уже появились фаустпатроны, а это для нас опасность агромаднейшая. Из окна, откуда хочешь, могут метануть, и все…

И вдруг автоматчики приводят двоих в немецкой форме. Как сейчас помню, глубокая ночь, мы стоим на танке командира роты. Взводные и ротный собрались на моторной части,

чтобы разобраться, где находимся. Тут этих приводят. А командир взвода автоматчиков тоже с нами находится. Азербайджанец Рафик Афиндиев. Пехотинцы к нему обращаются: «Товарищ командир, мы тут двоих поймали, но они молчат.» Ротный говорит: «А ну-ка садани его автоматом по башке! Только не зашиби!» Тот прикладом ему ба-бах, этот скрутился, а потом закричал. И закричал по-русски. Тут все стало ясно, а мы и не подозревали.

Ротный задает вопрос: «Что будем делать?» Мы молчим, не сообразили еще, ведь очень быстро все произошло. Тут Рафик говорит: «Товарищ командир, я с изменниками на одном танке не поеду!» Ротный махнул рукой, и автоматчикам все стало понятно. И когда их подхватили, вот тут они заорали. Ротный приказал:

– Остановитесь!

Спрашивает их:

– Откуда вы?

Один говорит:

– С Украины!

Что-то начал по-украински рассказывать. А второй русский, с Урала.

– И чего вы тут?

– Да вот, в плену были, а тут ездовыми.

Автоматчики подтверждают:

– Где мы их взяли, стоят повозки с противотанковыми минами!

Ага, значит, эти сволочи везли мины против нас. Ну, тут их быстренько за сарай, очередь, и все. Были, и нет.

Но я бы сказал, что такое отношение к пленным было совсем нехарактерным. Вот ротный вроде бывалый офицер, долго воевал, много чего повидал, а тут заколебался. Посоветовался же с нами. Но когда этот Рафик сказал, то решение было принято.

Когда я сейчас этот эпизод рассказываю, всякий раз объясняю – поймите, нельзя этот эпизод оценивать с позиции сегодняшнего дня. 70 лет уже прошло, столько всего изменилось, и, конечно, сейчас мы совсем по-другому думаем и оцениваем одни и те же факты. Но тогда это казалось в порядке вещей, поэтому так поступили, и поверьте, никто из нас не переживал. Конечно, может быть, лучше было их сдать куда положено, а там, возможно, они бы в штрафной свою вину искупили. Но разве у нас было время думать о них, искать возможность отправить в тыл? Мы имели свою задачу и обязаны были ее выполнить. А если стали бы отвлекаться по всяким мелочам, нас бы попросту никто не понял. Поймите, время было такое, что человеческая жизнь ни гроша не стоила… Но вот, кстати, там же, в Кракове, я единственный раз видел на фронте штрафников.

Когда мы перекрыли эту дорогу и нам приказали войти в Краков, то нашим соседом справа оказалась штрафная рота. Мне бросилось в глаза, что все они были одеты одинаково: телогрейки, ватные брюки, валенки. И у всех винтовки Мосина, только у командиров автоматы.

С криком «ура!» они ринулись вперед и без особых потерь захватили ближайшие дома, а дальше уж не знаю как. Но шли они бойко, смело и отчаянно, вот такое у меня осталось о них впечатление.

В воспоминаниях некоторых танкистов я читал, они признаются в том, что бывали ситуации, когда пленных захватывали, а девать их некуда, так на них даже патронов не тратили, просто давили. Конечно, на фронте чего только не случалось, может быть, кто-то где-то и давил, не исключена такая возможность. Но все-таки мне кажется, это неправдоподобно. Немцы же не стадо какое-то, все обученные, непременно начнут разбегаться. А мы, например, когда получали задание, то шли с большими скоростями, отрывались от тыла, и заниматься пленением было просто некогда. Пехота подойдет и разберется с этим. Но, конечно, всякие ситуации случались. Вот, например, незадолго до того, как у меня сожгли пятую машину, случился интересный эпизодик.