Командир

Александр Ахромеев, бывший командир отдельной роты специального назначения, не спеша прошёлся по кухне, опёрся на подоконник. Высокий, статный, с уверенным волевым лицом, он в свои далеко за сорок был почти в такой же идеальной физической форме, что и двадцать лет назад. Но в том-то и дело, что почти.

Кухня его квартиры была обставлена скромно, но не бедно, особенно для нынешних обстоятельств. Стол, стулья, пара шкафов – всё как раньше, на Внешней Земле. Только вытяжка газовой плиты тянулась не к вентиляции, а была подсоединена

к трубе, уходившей в стену, – в далёкие трудные времена эта плита служила ещё и печкой.

Под потолком висел абажур с лампочкой, но Ахромеев специально не включал свет. На улице сгустились сумерки, окна квартиры выходили на Северные Развалины – ряды гигантских опустелых многоэтажек. Целые кварталы заброшенных, обветшалых, частично разобранных многоэтажных домов с черными провалами окон. В сумеречной мгле Развалины давили своим видом, вселяли чувство беспокойства, а то и вовсе страха.

От них стеной частокола и полукилометровой зоной отчуждения отгородился Зелёный Город – столица одноимённой Колонии. Живой город, в котором за право жить в новом Мире боролись тысячи людей, попавших с Внешней Земли. Колонистов.

Бывший спецназовец видел в окнах с распахнутыми ставнями электрический свет, людей, занимавшихся своими делами: готовивших еду, купавших детей, споривших о чём-то, целовавшихся. С улицы доносились голоса прохожих. Вдалеке, тоже на севере, но значительно ближе Развалин, гудела и дымила трубами ТЭЦ. Контраст между Северными Развалинами и Зелёным Городом был настолько разительным, что трудно представить, как две такие разные среды могут оказаться рядом.

Александр Ахромеев с тоской подумал, что это его Город и он отвечает за всех его жителей. Пусть он и ушёл с официальных постов, но всё ещё выполнял крайне важную работу, и это была вовсе не охрана караванов, на которую он подрядился для вида и ради лишней монеты. Сколько сил он вложил в создание Колонии, в спасение этих простых жителей! И всё равно этого мало. Нужно ещё работать.

Бывший командир спецназа, бывший разведчик, ещё ниже склонился над подоконником. Боль зародилась где-то в мозгу, разлилась по правому полушарию. Пронзила висок и начала пульсировать, отдаваясь в глаз и в затылок. Александр стиснул зубы, успокоил дыхание, пытаясь справиться с нахлынувшим приступом. Ему почти удалось, когда юношеский возглас отозвался новой вспышкой боли.

– Пап, я с парнями собираюсь по банкам пострелять. Можно «тэтэшку» взять?

– Бери.

Сын замолчал, было слышно, как он переминается с ноги на ногу.

– А Лика, можно она пойдёт с нами? – наконец решился спросить сын у отца.

– Можно, – сухо разрешил Александр.

Загрохотал ящик стола, каждый удар отзывался тупой вспышкой боли в голове.

– Пап, в стволе только одна обойма. Я возьму ещё две?

– Да.

Виктор опять с шумом запихнул ящик в стол, потом зашёл за сестрой, Ликой, и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Его отец выдохнул, принялся массировать правый висок. Боль отступила, но не прошла, угнездилась где-то в центре головы.

«По банкам стрелять из ТТ», – сварливо, но с оттенком удовольствия подумал Александр.

В возрасте Виктора он мог только из

мелкашки-воздушки пару пулек положить в мишень где-нибудь в парке.

«Разве что дед мог дать пострелять из своего именного», – с улыбкой вспомнил Ахромеев далёкое детство.

Сын Витя, Виктор, гордость отца, в свои пятнадцать лет показывал такие результаты, половины которых не достигал Александр, когда был на пике формы и в расцвете сил. Виктор вырастал настоящим воином, умелым отличным бойцом. Разведчиком!

А ведь у него кроме отличных физических данных и умения великолепно стрелять были ещё другие, особые, способности.

И всё-таки отец ещё многому мог научить, помочь, преподать урок, наставить на правильный путь.

– Господи, мне нужно ещё время, дай мне ещё немного, – пробормотал Ахромеев, чувствуя, как боль вспыхивает с новой силой.

Лика, сестра Виктора, краса и гордость отца, ненаглядная девочка, – высокая, очаровательная, с длинными чёрными волосами и так похожая на мать. Она обещала стать необыкновенно красивой женщиной. К тому же у неё открылся настоящий талант к пению.

Если б не тот недавний случай, из-за которого Александр так крепко взвился на своих детей… Он даже ударил Лику – впервые в жизни. Вспоминать об этом до сих пор мучительно.

Ахромеев вышел из кухни и достал из шкафа в гостиной таблетки. Он выждал положенное время, теперь можно было принимать лекарства. За здоровьем надо было следить тщательно. Здоровье – это время, которое он проведёт в этом Мире и ещё чем-либо поможет своим детям и Колонии. Боль отступила окончательно, растворилась где-то в черепной коробке. Александр закрыл глаза, сел в кресло.

За пятнадцать лет до описываемых событий

Женщина была мертва, лежала навзничь, глаза слепо смотрели в небо, грубое шерстяное платье пропиталось кровью. На вид убитой было лет тридцать или чуть меньше. В разрубленной грудной клетке виднелись сердце и лёгкие, груди женщины свисали на землю под неестественным углом. Её убили мимоходом, одним ударом топора опрокинув на землю. Она наверняка даже не поняла, что случилось. Её убили, как и два десятка других жителей недавно построенного посреди лесов городка Колонии. А сам форпост колонистов в диком мире сожгли дотла. Только частокол и остался. Хорошо, что сюда детей не успели привезти. В только что образованные поселения детей не ввозили.

Александр Ахромеев, командир группы разведчиков, обследовавшей разорённый форпост, подошёл к телу.

«Убью, суки, всех убью, порешу тварей, – думал он. – Вместе со щенками всех перережу».

Лицо его, благородное и красивое, в этот момент походило на застывшую стальную личину шлема, только желваки вздувались из-за стискиваемых челюстей.

В обход холодных и яростных мыслей текли другие размышления, спокойные, расчётливые: «Всё правильно, так и должно было быть. Рано или поздно это должно было случиться. Но вот ведь зараза – как не вовремя!»