Командующее Я
Шрифт:
Есть одна известная басня о Стране Дураков. Деревенские простаки решили подвинуть свое жилище на пару аршин. Они разделись до пояса, положили рубахи на землю в качестве ориентира там, где собирались поставить дом. Потом крестьяне обошли строение и стали изо всех сил толкать его к своим рубахам. Решив посмотреть, насколько сдвинулся дом, они возвратились туда, где лежала одежда, и обнаружили, что ее нет. «Рубах нет! — закричали они, — значит, мы передвинули дом слишком далеко — и он их накрыл!» На самом же деле их одежду стащил вор.
КАКИМИ ВЕЩИ КАЖУТСЯ
В.:
Затем я сказал себе: «Возможно, в этом что-то есть. Не сужу ли я слишком поспешно?» В процессе наших дальнейших встреч мне стало казаться, что предо мной разворачивается некая цельность. То, что вы говорили на прошлых встречах, казалось, обретает смысл и находит свое место в общем плане. Некоторые вещи я начал оценивать на других уровнях.
Мне трудно выразить это, но я мог бы сказать, что слово или история как бы прокручиваются в уме снова и снова, словно их сила не растратилась при попадании в цель: обстрел прекратился, но действие пуль не закончилось. Это странный опыт.
С тех пор, особенно за последние десять лет, я прочел большое количество литературы по психологии, и сейчас меня интересует вопрос, не является ли этот феномен просто продуктом моего воображения. В то же время у меня возникла идея, что в моем уме формируется нечто новое.
О.: У каждого человека есть привычка, принуждающая связывать все, что попадает в ум, с таким количеством других вещей, какое допускает его способ мышления. Вы можете интерпретировать все происходящее с вами любым способом, какой вам нравится или в каком вы нуждаетесь.
В нашем кругу разнообразие и параболическая природа воздействия организованы таким образом, чтобы достичь наименее подчиненных автоматизму частей сознания. Однако вы можете интерпретировать сам феномен в соответствии с какой угодно свойственной вам схемой мышления.
Например, объясняя это явление, различные школы психологии могут обеспечить любой набор рабочих понятий или исходных позиций, подогнанных специально под вас.
Если вы нуждаетесь в защите и уверенности, которые предлагают подобные системы, то вам их обеспечат. Мы же в действительности занимаемся тем, что лежит за формальными границами психологии, в современном ее понимании.
НЕПРАВИЛЬНО ПОНЯТЫЙ
В.: Часто говорится, что люди не понимают даже наиболее ясных, прозрачных произведений суфиев и просто приписывают им тот смысл, который, по мнению читателя, подразумевается. Как можно распознать и преодолеть эту тенденцию?
О.: Вам вряд ли нужно ее распознавать: если вы просто предположите, что она есть, то будете недалеки от истины.
Но давайте рассмотрим пример, взятый почти наугад. В своем Bostan («Фруктовый сад») Саади рассказывает историю о проявлении доброты к несправедливым.
Один человек решил уничтожить гнездо пчел, которое было рядом с его домом. Но жена воспрепятствовала этому. Когда же ее ужалила пчела, он упрекнул женщину за то, что она помешала ему выполнить задуманное. Саади продолжает: «Если ночные стражники проявляют доброту к преступникам, то люди не могут уснуть от страха». Он подчеркивает, что терпение к злым только увеличивает их зло.
Человеческий опыт, конечно, подтверждает, что, не обращая внимания на вредоносное, мы увеличиваем возможную опасность. Саади оставил нам совершенно ясное послание, которое вызвало всеобщее одобрение, не считая, конечно, тех, кто верит, что зло может быть побеждено бездействием или смирением.
В суфийских кругах это послание понимают так же ясно, но наделяют следующим смыслом: в мире единственное средство против несправедливости видится как противостояние ей, тогда как суфия характеризует способность понять, что такое справедливость и несправедливость на самом деле, когда и где эти феномены действуют и какие средства, помимо поверхностной, мгновенной реакции, могут быть использованы, чтобы правильно подойти к этой проблеме.
Суфии просят вас задаться вопросом: а что в действительности происходит в мире — видите ли вы его таким, каков он есть? Основаны ли хоть в какой-нибудь степени на подобном восприятии те меры, к которым обращаетесь вы и ваши авторитеты?
УПРОЩАЯ СУФИЙСКИЕ УЧЕНИЯ
В.: Многим людям трудно понимать суфийские идеи. Может, было бы лучше изложить материал упрощенно и вводить постепенно, чтобы люди смогли привыкнуть к этому необычному способу мышления?
О.: Я думаю, что справедливости ради необходимо упомянуть об очень большом количестве людей, которым нетрудно воспринимать идеи суфиев. К тому же надо сказать, что в установлении контакта с теми, кто готов уделить нашим материалам внимание правильного характера, не является проблематичным. Я думаю, что здесь необходим правильный подход, а не упрощение. В этом вопросе мы разделяем убеждения традиционных суфиев: подходя к чему-либо, скажем, с нетерпением, беспокойством или большим количеством предположений, человек тем самым создает на пути понимания непреодолимые барьеры, и то, что другим кажется легким, для него становится чрезвычайно трудным.
Вопрос, который вы мне задали, напоминает о такой ситуации: некоторые люди, слыша что-то о ком-то и затем встретившись и поговорив с этим человеком, замечают: «Какая неприятная личность! Я-то думал, что он удивительный…» А другие в сходных обстоятельствах говорят: «Какой удивительный, а я думал, он чудовище!» Какая из этих двух оценок правильна?
Большинство культур специализируется в насаждении предубеждений. Суфий пытается помочь устранить предубеждения, чтобы появилась возможность воспринимать реальность людей и вещей. Совершенно недопустимо игнорировать факт существования подобных предубеждений (быть «за», «против» или склоняться к некоторому мнению о предмете согласно своим предпочтениям), и вместо того чтобы повернуться лицом к этой главной проблеме, искать способ «подправить» учение, — не важно как вы это называете: «упрощением» или как-то еще.
ОПАСНОСТИ ИМИТАЦИИ
В.: Что происходит, когда полнокровные учения (в отличие от обескровленных) предлагаются обществу, не имевшему ничего подобного ранее?
О.: Это следует делать с величайшей осторожностью. Один индийский йог рассказал мне следующую историю. Впрочем, я не могу поручиться, что она имела место в реальной жизни.
Некий подлинный йогин во время своего визита в Англию услышал, что другой очень популярный учитель йоги, которого многие величали «мастером», серьезно заболел.