Комбат не ждет награды
Шрифт:
Пока Рублев путался в пальто и в плащах, человек Гапона успел выхватить пистолет и передернул затвор, досылая патрон в патронник.
Борщев со страхом прислушивался к звукам, доносящимся из коридора. Он понимал, происходит не то, что запланировал Гапон, пришел кто-то другой. Но кто – Друг, враг?
Еще не известно, что лучше – попасть в руки к Гапону или довериться неизвестности.
– Ни с места! – прозвучал голос охранника.
Все еще путаясь в пальто, Комбат прыгнул на него, рискуя нарваться на пулю. Раздался негромкий, ослабленный глушителем выстрел.
Пуля вошла в штукатурку
Падая на пол, Рублев ребром ладони отбросил пистолет в комнату, и пока его противник не успел опомниться, несколько раз ударил его прямо в нос, от чего тот стал плоским и из ноздрей хлынула кровь.
Пошатываясь, Борис Рублев поднялся. Охранник лежал без движения. Борис Иванович заглянул в комнату и увидел Борщева. Тот уже открыл окно и пытался залезть на подоконник. Но это было не так-то легко сделать с руками, скованными наручниками. И тут Комбат ощутил боль в ноге. Охранник, казавшийся до этого бездыханным, повернулся на бок и поджав под себя искалеченную руку, вцепился зубами в ботинок Рублева, прокусив его насквозь.
– Стой! – крикнул Комбат, бросаясь вперед.
Охранник не выпускал его ногу из зубов, впившись в нее мертвой хваткой, словно бульдог. Комбат со всей силы ударил охранника носком ботинка в голову, попал в висок. Гигант дернулся, и тело его забилось в конвульсиях.
То, что человек со скованными наручниками руками именно Борщев, Комбат знал наверняка. Перед поездкой Бахрушин дал ему его фотографию.
Но даже мертвый охранник не разжал зубов. Рванувшись, Рублев наконец высвободился и бросился к Борщеву, который придерживаясь за водосточную трубу, перебирался на карниз, идущий по периметру дома – довольно широкий, ведь дом был старый.
– Стоять, кретин! – выкрикнул Комбат и попытался дотянуться до Борщева рукой.
От испуга тот выпустил водосточную трубу и, скользя подошвами ботинок по оцинкованной жести карниза, засеменил к углу дома, цепляясь пальцами за рустовку стены.
Борис Иванович вспрыгнул на подоконник и ухватившись правой рукой за водосточную трубу, попытался дотянуться левой до подполковника. Но тот, воровато озираясь, кося на грузного Комбата безумными от страха глазами, мелкими шажками пробирался по карнизу.
Всего нескольких сантиметров не хватило Борису Рублеву для того, чтобы дотянуться до беглеца.
– Врешь, не возьмешь! – прохрипел подполковник и двинулся дальше.
Он видел, что Комбат без оружия и считал себя в безопасности. На другой стороне дома, как он помнил, была пожарная лестница.
"Доберусь до нее и быстро спущусь вниз.
А там найду что делать!"
Борщев боялся Комбата куда больше, чем охранника Гапона. В его воспаленный от страха мозг вкралось подозрение: это человек из ГРУ или из милиции. А в тюрьму идти ему не хотелось.
На самом углу дома на карнизе уже скопилась большая куча засохшего голубиного помета. Карниз никто не чистил лет двадцать. Борщев спешил, ведь Комбат уже сам ступил на карниз.
Засохшая сверху куча помета треснула под рифленым протектором ботинка Борщева, и его нога соскользнула с оцинкованной жести.
Борщев судорожно вцепился
Где-то совсем рядом открылось окно, то ли этажом ниже, то ли в соседней квартире, и прозвучал сдавленный женский крик, а затем – причитания.
Комбат одним прыжком оказался в квартире, на ходу нагнувшись, подхватил с ковра пистолет, перепрыгнул через мертвого охранника и, прыгая через ступеньки, помчался вниз, понимая, что вляпался по самые уши.
"Какого хрена Борщев поперся на карниз!
И нужен-то он мне был лишь для того, чтобы вытрясти из него правду".
Оказавшись на улице, Рублев тут же перешел на шаг. Бегущего человека запомнят всегда, идущего шагом – вряд ли. Он выглянул из-за угла дома и увидел на асфальте распростертое тело Борщева. Тот лежал неподвижно с заброшенными за голову руками, на запястьях которых поблескивали наручники. В том, что подполковник мертв, не оставалось сомнения. Широко открытые глаза не мигая смотрели на яркое солнце, а из уголка рта на асфальт вытекала ровная струйка крови.
«Если бы он был жив, – подумал Рублев, – струйка пульсировала бы».
Ничего другого ему не оставалось делать, как только уходить. Виновным в смерти подполковника Рублев себя не чувствовал. Не он же погнал его на карниз, сам чуть не поплатился жизнью, сцепившись с охранником.
Да и потом рисковал, когда пытался достать Борщева на скользком наклонном карнизе дома.
Тяжелый пистолет оттягивал куртку. Его приходилось придерживать рукой. Длинный ствол с глушителем никак не хотел помещаться в неглубоком кармане, где уже лежала пачка сигарет.
Рублев пересек улицу, скрылся в подворотне. И тут услышал шум подъезжающей машины, оглянулся. Он увидел шестисотый «мерседес», за которым в отдалении следовал джип, наверняка с охраной. Машины остановились, и Рублев заметил, как из «мерседеса» выходят мужчина и девушка. Мулатка была в вечернем платье, а мужчину он толком не разглядел, тот стоял к нему спиной. Судя по спокойной улыбке на лице Анжелики, они еще не увидели мертвое тело.
Мулатка вскрикнула, зажав рот рукой, мужчина схватил ее за руку, затащил в машину, и оба автомобиля спешно отъехали. Рублев бросился к своему «форду», завел мотор и второй подворотней выехал на улицу. Он тут же свернул направо, надеясь встретиться с «мерседесом». Но этой встречи не произошло.
Рублев на предельной скорости миновал два квартала и затем чертыхнулся. Номер «мерседеса» он разглядеть не успел, точно так же, как и номер джипа, ведь машины развернулись не доезжая арки, а теперь и упустил их.
В том, что это приезжал хозяин охранника, засевшего в квартире Борщева, Комбат не сомневался. Кружить и дальше в этом районе становилось небезопасно, скорее всего, успела приехать милиция и кто-нибудь из соседей вспомнит о синем «форде», стоявшем во дворе напротив. Кто-нибудь мог заметить и его самого на карнизе здания.